Путешествие в деревню Сигово, что находится в шестнадцати километрах от Печор, было не только запланировано мною, но и мысленно отмечено, как «обязательное».
Почему так стремилась моя душа в это местечко? Много лет назад я изучала эстонские руны, а народность сето — это почти эстонцы. Однако «почти» не значит «всецело». Именно «лица необщим выраженьем» культура Сето всегда и привлекала внимание, как исследователей, так и рядовых туристов, желающих прикоснуться к чему-то самобытному.
В интернете достаточно ссылок на краткие, но содержательные отзывы об этом музее-усадьбе. Я попробую рассказать вам обо всем, что увидела (без утайки) и по ходу поразмышлять о культуре, о фольклоре, о страницах истории и народной памяти. Поскольку с сето я уже не раз встретилась на Псковщине, эта публикация — не «отзыв о месте» — об усадьбе (даже двух разных усадьбах-музеях), хотя именно здесь я получила больше всего информации. В этом рассказе я готова вспомнить и о деревне Малы, о кладбище сето, что далеко от Сигово, о двух экспозициях — одна встретилась в музее Изборска, другая в Печорах. То есть я хотела бы поразмышлять о жизни и судьбе древней народности, что, конечно же, интересно! Итак, это результаты «бродилок» по Псковщине.
Племена сето на данной земле древние и можно сказать «коренные». В отличие от рыболовов и охотников — других финно-угорцев, испокон живших на Северо-Западе, Сето являются земледельцами.
Русская культура изначально тоже земледельческая, а поскольку родная душа к родной душе тянется, сето естественно «вжились» в русскую общность, не потеряв при этом своей индивидуальности.
Большое значение для истории народности сето было событие, связанное с Преподобномучеником Корнилием, который был избран настоятелем Псково-Печерского монастыря в 1529 году.
Будучи великим подвижником, он донес Свет Христовой Истины до языческих племен сето, что жили вокруг монастыря. На великий праздник Успения Пресвятой Богородицы, сето приняли святое крещение в обители и это событие до нашего времени, хранится в коллективной памяти, как главное в истории народности.
Впоследствии, во время Великой Отечественной войны, эти земли были оккупированы. Народ сето всячески и насильственно пытались обратить к лютеранской вере, но они не сгибались и твердо стояли на вере своих отцов. Так получилось, что православие для сето — это было первым и, как оказалось, единственным шагом в объединении разрозненных этнических сообществ.
И сегодня у сето принято праздновать Праздник Успения, как главный (почти, как государственный) праздник. Со всех концов земли Российской, Эстонской, да и всего мира, собираются люди сето, чтобы пройти Крестным ходом к монастырю, побывать на службе, причаститься.
А уж потом дать волю народным песням, пляскам, доброму общению со всеми, приехавшими на их «родовой» Праздник.
Мне понравилась мысль, мелькнувшая в интернете. Я готова ее немножко поправить и воспроизвести:
У народа сето есть собственный Король, но нет Королевства. Есть языческие боги, которых они до сих пор не забывают, но они чувствуют себя Православными и почитают Единого Бога. У них есть язык, но нет письменности.
Такая вот архаика в наше время — письменности нет! Это уникальное явление, ведь это обстоятельство влияет на способы передачи традиций и получается, что передача осуществляется только устно, что и свойственно именно фольклору. А не его вторичным формам, которые десятилетия назад, в научной литературе стали называть фольклоризмом, и образцы которого сегодня принимают за фольклор.
Говорят, что сето каждый год выбирают себе своего Короля. Видимо это что-то типа «Старшего по деревне», а в данном случае Старшего по маленькому народу (народности).
В этой иерархии и традициях, конечно можно разобраться только «изнутри» — пожить с этими людьми.
Именно так и жил когда-то наш Сектор фольклора — Научно-исследовательский отдел знаменитого Ленинградского Государственного института театра, музыки и кинематографии. 70–80 годы прошлого века. Научное отделение института как в свое время обосновалось по адресу Исаакиевская 5, так и ныне там обитает, хотя теперь именуется Российским институтом истории искусств АН.
Здесь на секторе фольклора собирались молодые ученые со всего СССР. Сколько друзей из разных республик у меня было! И все они начинали свой научный путь именно с экспедиций. Наверное тогда это было для меня своеобразное объединение «Туристер». Только путешествовали мы не ради новых впечатлений и фоток, а во славу науки.
Разве не впечатляет тот факт, что когда задумали составить и опубликовать словарь языка Удэ, долго искали специалистов и нашли! Русского человека — Юру Шейкина, который когда-то изучил язык в совершенстве.
Вообще ходили веселые слухи о том, как впоследствии уважаемый профессор Шейкин, а тогда просто Юра, улетел к Удэ (лукаво зафрахтовав самолет). Изучал культуру Удэ, язык, жил бок о бок с шаманом продолжительное время. Об этом можно написать роман!
А в тайгу одна, с ружьем уходила другая аспирантка… Тоже изучала ритуалы северных народов (защитила докторскую по этой теме, впоследствии). Вот такая была научная работа — без экспедиций, без изучения народной культуры «изнутри» не обойтись!
Впрочем, в памяти теснятся и другие воспоминания. Как забыть о белых ночах Петербурга, когда приехавшие из Азербайджана народные исполнители, на квартире одной нашей аспирантки играли нам свои мугамы… Да мало ли что можно вспомнить. Любовь к народным традициям разных народов, и разных культур, нас всех тогда объединяла и была крепка как сталь! Все звали в гости. Вот тогда бы и путешествовать…
Но вернемся к сето.
Язык сето очень похож на эстонский. Здесь можно говорить о диалекте, но филология не моя область.
В этот раз я ехала в Сигово как туристка — посмотреть-познакомиться.
Замечу, что все приглашения в Музей-усадьбу народа сето, размещенные в интернете, непременно напоминают, что о прибытии туристов нужно заранее информировать и договариваться о встрече. Это правильно. Но мы, почему-то попробовали другой путь и явились без предварительной договоренности.
Смотрительница музея и экскурсовод по имени Малле в это время угощала чаем с домашним, ею испеченным пирогом, группу туристов, у которых экскурсия уже заканчивалась. Поэтому нам предложили вначале посетить другой музей, который находится через дорогу и так дождаться приезда следующей группы, чтобы получить экскурсию. Про второй музей я тоже знала, даже знала имя его хозяйки — Татьяна Николаевна. В моих планах было его посещение, поэтому радостно согласилась с предложенным планом действий.
Татьяну Николаевну пришлось покричать, как это обычно бывает в деревне. Она вышла и повела нас в старый огромный амбар, который и является частным (авторским) музеем. Название его озвучено печалью — «памяти покинутых хуторов». Впрочем, на вывеске эта надпись не отображена, а передается устно (фольклорно). Ну, а когда что-то передается устно, возможны вариации, потому что вариативность — это способ существования фольклора.
Когда-то в деревне Сигово жили только люди сето. Деревня была большая до 150 человек. Почти всем, как встарь жители деревни обеспечивали себя сами, так что и магазины были не нужны, хотя на ярмарки ездили, и это было событием важным для общения. Сами сето даже дома свои ставили в отдалении друг от друга. Такая охрана личного пространства вообще свойственна и финнам, и эстонцам. Одно слово — хуторяне!
Исход сето в Эстонию начался с 1950х годов. Коллективизация была для них, живших родовым строем, неприемлема и непонятна.
Еще не зажили раны и насильственного переселения в Сибирь. Хотя события эти были трагические, но трудолюбивые люди сето — те, кто выжил, и там не потерялись. Сейчас в Сибири живут свои, уже «сибирские сето». Раньше любили приезжать на родную землю Сетумаа, на любимый праздник — Успения Пресвятой Богородицы и в свой, как они почитают Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь. Сейчас приезжают реже, на что есть причины.
Заметно разобщила сето и Российско-Эстонская граница. Так что сейчас в деревне Сигово не живут сето. И даже Малле — смотрительница, уже государственного музея (филиала Изборского) приезжает на работу из другой деревни. Как знакома мне эта заросшая бурьяном умирающая та же русская деревня, и вот — сетусская. Что ж! Это жизнь. Цивилизация не любит деревню, потому что, для того же фольклора, среда обитания — это патриархальный быт. И кого сегодня заставишь так жить!
Существуют, конечно, «этнографические деревни» в разных странах. Но это ведь игра в старину, для развлечения туристов.
Когда Эстония поманила сето к себе — дали хорошие подъемные и возможность жить хуторами, люди потянулись в Эстонию. Уехали в первую очередь молодые и работоспособные, а остались, в основном, старики доживать свой век с могилами предков и седой памятью.
Это кладбище сето совсем в другом конце Псковщины, рядом с сетусской деревней Малы.
По обозначенным на могильных камнях датам видно, что больше всего людей здесь похоронили в лихолетье войны.
Деревня Малы сейчас вряд ли можно назвать сетусской, хотя есть своя церквушка, маленькая, но есть.
Как это случается повсеместно, деревня давно стала прибежищем москвичей, петербуржцев — дачников, что приезжают в эти места на летний период. Потому что места знаменитой Мальской долины заповедные и красота тут необыкновенная!
Но вернемся в Сигово и заглянем в частный музей сето.
Татьяна Николакевна Огарева — истинная петербурженка, из тех интеллигентов, что и существует как явление, только в России (на Западе популярно другое слово — элита, то есть лучший, а у нас совсем другая природа явления, связанная с духовным устройством личности). Но это иной большой разговор.
Татьяна Николаевна приехала в Сигово в 1987 году и было ей всего 47 лет. Приехала с маленькими сыновьями погостить у знакомой, да так понравилось здесь, в этих краях, что и осталась.
Сложный период в личной жизни тоже, видимо, стал причиной, хотя более того поманило умиротворение этого места. Купила дом старый и дешевый, на что только денег хватило, и зажила среди людей, которые и по-русски не разговаривали.
Я не случайно ранее обмолвилась об изучении фольклора «изнутри», вот и Татьяна Николаевна заинтересовалась бытом, культурой сето, постепенно выучила язык бытового общения и снискала уважение, любовь односельчан.
А люди сето продолжали переселяться в Эстонию. Старики тоже стали тянуться к родственникам, к детям. Здесь приходилось бросать то, что в семьях хранили от дальних времен — через границу весь хутор с утварью не перевезешь. Постепенно возникла идея музея. Возникла она у главного агронома тогдашнего колхоза Ника Тапера. Выпускник Тартусского университета и Сельскохозяйственной академии, он тоже понимал, что старые вещи, которые просто не вывезти на новое необжитое место, это артефакты народной культуры.
Татьяна Николаевна не была чужда музейной работе — много лет работала экскурсоводом в Петергофе. Кроме того ее любовь к сето, понимание важности создания музея, не вызывали сомнений. И люди стали нести и везти старые вещи, семейные реликвии. Кто-то оставлял телегу, кто-то «Боговы полотнища», которые было принято ткать из льна и вешать на иконы.
Изучение разнообразных орнаментов этих полотенц — несомненно тема научной работы.
Не знаю, занимается ли кто-то этой интересной областью сетусской культуры!
Амбар, в котором стали размещать старые вещи — музейные артефакты, огромный, но… стареет, как и его верная хранительница.
Изборский музей пока не стремится этот частный музей прикрыть своей заботой — зачем два музея! Напротив, на той же улице, уже устроен другой музей — аккуратный, прибранный, с подстриженной травкой на усадьбе (так говорят на Псковщине). Этот музей тоже уютный, с Малле, которая и песню споет на языке сето, и пирогом угостит, по древнему рецепту. Так что судьба частного музея, который так долго и верно хранила Татьяна Николаевна по заветам уехавших односельчан, пока непонятна.
Фотографий было сделано мною много и разговор наш был неспешный, так что еле успела к назначенному времени во второй музей, к Малле.
Другая заявленная группа, которую ждали, оказалась просто одним семейством. К этому небольшому сообществу мы и примкнули за входную плату в 500 рублей с человека, впрочем, как пенсионеры — категория льготная, заплатили лишь по 300.
Экскурсия с Малле была тоже неспешной, хотя и регламентированной. В перерыве между экскурсиями хозяйка успела испечь пирог, а угощение травяным чаем с пирогом — это непременное завершение каждой экскурсии, поэтому нельзя сказать, что мы счастливые «часов не наблюдали» — время бежало, и нас, кажется, никто не торопил, но пирог остывал и заставлял ценить время.
Понятно, что хозяйка рассказывала нам о традициях сето. И хотя многие традиции патриархального быта у разных этносов схожи, все-таки, каждый народ считает, что он особенный и традиции его неповторимые, только ему присущие. В деревнях раньше можно было постоянно слышать такое слово, как «правильно».
— У нас правильно кружева плетут, а у них — смотреть смешно! Совсем неправильно! — так говорили жители той или иной деревни о себе и о своих соседях, хотя другая деревня, могла находиться в километре-двух и в ней нередко обитало много родственников.
Это и понятно! Если бы люди не ценили «правильность» передаваемых из поколения в поколение «своих» традиций, они не хранились бы так долго — веками.
Сето, с их мышлением обособленных хуторян, тем более были уверены, в своей особенности и неповторимости.
Так серебряные фибулы на груди сегодня предлагаются вниманию как что-то очень своеобычное. Однако рассказчикам невдомек, что подобные украшения очень характерны и для марийских женщин, и удмуртских… Одно племя — угро-финны…
И везде эти серебряные фибулы играли роль оберегов. Серебро — металл очищающий, монеты, расположенные вместе с главным украшением звенят — злых духов отгоняют.
Носить фибулы могли только замужние женщины и до того времени, пока не вышли из детородного возраста.
Вообще о символике народного костюма написано множество книг, но, несомненно, что-то в рассказе носительницы фольклора вам всегда и непременно покажется необычным, оригинальным.
Мне, к примеру, раньше не попадались печи с встроенным котлом — всегда в доме горячая вода!
Не попадались и такие устройства, которые помогали бы «крутить люльку» с младенцем вокруг печи. Ведь именно рядом с печью, находится место главного пребывания хозяйки в течение дня. А если ребенок плачет, не спит… Удобно укачивать не отходя от печи и от дела.
Спела Малле и коротенькую руну, рассказала о символике орнамента, об особенностях быта. Ну, как догадаться, что если к кровати одной из дочерей семейства прикреплено такое кружевное сердечко, значит она просватана…
В каждой избе непременно был ткацкий станок и темными зимними вечерами… Жизнь женщины в прошлые времена, в любой культуре была очень непростой. Столько умений требовалось! Сколько работы по дому и не только по дому!
Вообще для того, чтобы быть «своей» в традиционном сообществе, нужно знать каждую мелочь, жить этим. Мы, конечно же, с вниманием слушали, но многое не застревало в памяти. Так уж устроен разум современного человека, он цепляется за то, что или полезно знать, или поразило эмоционально. Поверхностный наш ум — человека информационного общества — стремительно переключающийся, привыкший к мельканию «картинок» — наше современное состояние. Кстати различие в мироощущении разных поколений — это тоже причина угасания фольклорных традиций в наше время.
У сето не было часов, не было и радио. О начале войны они (как сами рассказывали Татьяне Николаевне) узнали, когда мужчины, рубившие лес, увидели мимо проезжавших мотоциклистов в непонятной, чужой форме…
Детей воспитывали, я бы сказала, довольно оригинально. Далекие от жестоких методов воспитания во многих культурах, Сето воспитывали мягче — трудом, хотя и не было методической смычки с педагогом Макаренко).
Как рассказывала Малле, на ребенка никто никогда не повышал голос и если уж тот сильно провинился, то отец посылал его выбрать самому хворостину для наказания.
Неторопливый — весь в отца, ребенок мог ходить за хваростиной и час, и два, куда спешить! За это время отец и остывал в гневе, да и просто забывал. А непослушник еще раз вспоминал проступок, соизмерял его с соделанным и длиной хворостины. При этом то ли оправдывал себя, то ли каялся… Это был процесс анализа, неторопливого вглядывания в себя.
У сето каждый ребенок с детства приучался к делу, и, несомненно, труд, желание подражать взрослым, были главными воспитателями.
Поскольку, как я уже упомянула, каждая семья сету сама обеспечивала себя всем или почти всем, поэтому продолжение экскурсии было уже «на усадьбе», где в сараях и специальных помещениях находились предметы сельского быта, рассказывающие о ремеслах.
Археологические раскопки на Псковщине где только ни ведутся — древняя земля! Но сето — это же «ожившая археология». Именно поэтому мы дважды оказывались в музеях (Изборск и Печоры), где нашему вниманию предлагались экспозиции, рассказывающие о культуре древней народности.
В Изборске экспозиция была совсем скромная — скорее «дань уважения».
А вот в Печорском музее экспозиция под названием «Звон серебра как песня народа сето» оказалась достаточно вразумительной, с фильмом, с интересными экспонатами.
Особенно интересными мне представились старые фотографии, хотя акцент должен был сосредоточить внимание посетителей на серебряных украшениях.
Конечно, этих серебряных украшений, которые, как правило, носили ритуальный характер (вспомним фибулу у женщин) на земле Сетумаа осталось немало: через границу не пропускали с большим количеством таких украшений. Ведь и металл полудрагоценный и исполнение — художественная работа, произведения искусства!
Так что хорошо, что подобные выставки проводятся и красивые вещи древней культуры не томятся «взаперти», в запасниках, а демонстрируются.
После экскурсии Малле угостила пирогом, который мне напомнил замечательный пирог в кафе «У майорши» в финской Лаппеэнранте. Видимо тоже национальные традиции кулинарных рецептов, несомненная перекличка.
Ну, а нам что же! Весело и вкусно, интересно и занимательно.
Послесловие.
Вы можете задаться вопросом — сохранится ли культура сето в Эстонии? «Ходят слухи», что там тоже организован музей. Также «ходят слухи», что у сето «даже» появился свой флаг. Но флаг-то они обрели еще на Псковщине, и он непременно полощется рядом и с одним, и с другим музеями.
Вообще словосочетание «ходят слухи» — это из области фольклора.
Но если серьезно, то в Эстонии культура сето скорее перейдет в стадию неживого, музейного экспоната, хотя «засшунный гербарий» будет храниться со тщательностью и внимательностью.
В России сето тоже стали бы и становятся «музейным экспонатом» — цивилизация наступает. Культура, не имевшая письменности, была жива только при помощи языка, а в Эстонии сейчас любят щеголять английским, как в прошлые века немецким.
Мне рассказывали сами эстонцы, что в 19 веке и раньше, в Эстонии было неприлично говорить на эстонском языке ибо в «приличном» обществе — это свидетельствовало о «простонародном» происхождении говорящего. Кстати и замечательная хоровая культура эстонцев и других прибалтов, пришла с Запада. Эстонцы же имели свою исконную культуру — древние руны. Однако когда замечательный композитор Вельо Тормис написал свои потрясающие хоровые обработки эстонских рун и показал в Союзе Композиторов Эстонии, некоторые коллеги с возмущением вышли, хлопнув дверью, объявив, это «деревенской чепухой». К слову сказать, через пару лет, на Съезде композиторов в Москве, эти произведения тоже прозвучали и собравшиеся несколько минут аплодировали стоя. В Советском Союзе в 60-е годы и позднее уделяли большое внимание продвижению национальных традиций. Это факт.
Однако, и это тоже факт, гибель фольклора была предсказана в те же годы. В научной литературе это называли «естественной смертью» — больно, но неизбежно. Нет среды, в которой фольклор традиционно существовал бы и иссыхает родник.
Наверное, поэтому название музея: «Памяти покинутых хуторов» отзывается в моем сердце такой тихой печалью.
Живое, теплое, застывает на старых фотографиях, пробуждая пока еще живую память.
