Крымская весна

Если же обойти ее днем, а мы были тут в самом конце апреля, то вы вдруг неожиданно натыкаетесь на бескрайние поля цветущих пионов в балке с говорящим названием «Красная».

На мой взгляд поля цветов смотрятся невероятно эффектно и не важно даже что это за цветок важно, чтобы это был желательно один вид и он рос очень плотно, и вот тогда ты начинаешь ощущаешь себя Алисой в стране чудес, тогда природа раскрывает перед тобой свой павлиний хвост. Слова замирают на языке, мысли уходят из головы, воздух начинает пьянить. Аромат цветущих полей проникает в твои мысли, выгоняя из тебе последнюю городскую суету. Ты хочешь лечь в это поле и остаться тут навсегда. Это один из тех моментов, когда ты соприкасаешься с вечностью, с вечностью пыльцой, вылетающей из этих хрупких цветов, которые монотонно покачиваясь на ветру как бы говорят тебе Посмотри мы очень нежны, только сорви и рассыплемся в прах, но в то же время проходит сезон и мы опять появимся тут, как появлялись тысячи и тысячи лет. Мы имманентное в трансцендентном. Мы бесконечное в конечном. Мы мгновение в вечном. Счастье начинает наполнять тебя, как живая вода, растекаясь по твоим венам. Ты стареешь ухватить оставить это ощущения, забрать их с собой, все нажимая и нажимая на кнопку фотоаппарата, в тот же момент отчетливо понимая, что никто и никогда не придумает как забрать с собой нежный звук соприкасающихся листьев, густой и сладкий аромат, гудение пчелы, жар палящего солнца и шелковое прикосновение прохладного ветра. Конечное никогда не сможет забрать вечное. Никогда.

Знаете, когда-то я услышал интересную мысль, что в природе нет прямых углов, вообще нет. И тем более вы тут не найдете что-то квадратное или прямоугольное. А человек пришел и построил квадраты. В городе все квадратное, кругом прямые углы. Не замечая того, ты заходишь в прямоугольную дверь, прямоугольного здания, идешь по прямоугольным ступеням, в одежде сплошь с прямыми углами, и даже этот текст я пишу на прямоугольном ноутбуке, прямоугольными клавишами прямоугольным шрифтом. А прямой угол ворует пространство, он ограничивает человека, с усилием заталкивает его в рамки, даже слово рамки очень прямоугольное. И вот ты из города со всех сторон зажатый углами и линиями, попадешь в бесконечное поле цветущих пионов, где нет даже намека на прямой угол. И твоя душа как трепетная птица впервые в жизни покинувшая прямоугольную клетку, робко садится на краешек окна, все время озираясь, не веря своим птичьим глазам открывшемуся перед ней простору.

Свобода. Свобода — это синоним вечности. Только освободившись от рамок прямых углов, ты становишься вечным или попадешь в вечность. Все это очень сложно и одновременно очень просто. Это как цветущие поля пионов. Которые цветут всего несколько дней, только для того чтобы цвести тысячелетиями. Так вот они те коренные жители Крыма, — пионы, маки и прочие цветы, которые тут живут веками, живут и мирно наблюдают как бежит человеческая история. Наблюдали как на их головы ступали босые ноги греков, сандалии воинов, сапоги вермахта, ботинки солдат различных стран. А они возрождались вновь и вновь, на короткое время обращая свой взор к солнцу и покачиваясь на ветру. Никому ничего не доказывая. Но самим своим существованием как бы говоря — без греков Крым остался Крымом, без немцев тоже, люди приходят и уходят, а мы остаемся. Скорее всего нас в итоге вытопчут, распашут землю, построят отели. Но вот без нас Крым уже никогда не будет прежним.

А с приходом ночи мы сидели и наблюдали за падающими звездами над отвесными краями Белой скалы. Зрелище было настолько завораживающим, что мы просидели чуть ли не до утра.

На следующее утро мы выдвинулись в сторону Керчи на генеральские пляжи. Вот тут-то и началась самая интересная часть — часть наблюдения за птицами. Через полуостров Крым идет один из больших пролетных путей в Африку наших птиц. Сотни видов пролетают тысячи километров убегая от суровой и беспощадной голодной зимы. Вы когда-нибудь слышали о такой статистике, что из зимующих птиц у нас в России к весне остается всего лишь каждая десятая, все остальные замерзают, погибают от голода, от оставшихся хищников? Поэтому начиная с ранней осени миллионы птиц поднимаются на крыло и мигрируют в теплые страны. Кстати возвращаются все наши птицы тоже по причине скудности питания. В теплых краях скапливается такое огромное количество зимующих птиц, что им сложно покормить себя, не говоря уже о своем потомстве и вот часть этой огромной массы птиц летит по весне с африканского континента через Крым, возвращаясь в родные края, чтобы построить новые семьи и вывести очередное поколение птиц, которые в свою очередь продолжат бесконечный круг перерождений. И это невероятно. За неполные две недели пребывания в Крыму мы непрофессиональные орнитологи насчитали более 100 видов птиц, хорошее начало для Большого Года. Кого мы только тут не встретили: многочисленных жаворонков (малый, хохлатый, степной), уток всех мастей и форм (поганка, пеганка, чернеть), большую пятерку врановых (ворон, ворона, сорока, галка, грач), хищников отряда воробьиных — этаких бандитов в масках — сорокопутов (красноголового, серого, чернолобого, обыкновенного), грациозных журавлей (серого и красавку), всегда несколько удивленных цапель (рыжую. серую), самых крупных куринных весом по 20–35 кг дроф в стаях по 100 особей. Разнообразных хищников — стремительную пустельгу, тяжеловесных могильников и курганников, осторожных луней, угрюмых белоголовых сипов, лупоглазых домовых сычей. Ну и конечно же бакланов, чаек, куликов всех размеров (краснозобик, чернозобик, турухтан, фифи, щеголь, ходулочник), встретили одинокого фламинго, и шесть иволг на одном кусте, а уж о воробьинообразных и говорить нечего — тут были и щеглы, чечевицы, трясогузки, каменки, коньки, дрозды, пеночки и многие другие. Вообщем Крым оказался раем для бердвотчинга и бердводчеров.

Иногда стоит хоть на минуту задуматься над этим невероятным подвигом, что осуществляют по пути наши пернатые. Они взлетают и летят тысячи километров, сотни пролетают без единой остановки. Они летят над городами где часто гибнут, разбиваясь о стекла небоскребов, они погибают в высоковольтных линиях, они летят через огромную пустыню Сахара, и погибают от жажды, многие из них ослабевают и падают замертво наземь и вот остатки наконец то добираются до неприветливой Африки или Азии, где на каждом шагу их подстерегает смерть от своих и чужих хищников, от бирманских мальчишек, которые ловят их сотнями чтобы продать туристу за гроши, и эти клетки становятся их братской могилой, они погибают в руках вьетнамских крестьян, которые запихивают их в бутылки с самогоном, они тысячами гибнут в китайских провинциях, где обожают есть наших дубровников, птичек размером с воробья, и продают их тут целыми вязанками. И вот на 2/3 поредевшие ряды отправляются в обратный путь в родные края. И после тысяч километров изнурительного полета, наконец то их обдувает весенний еще немного прохладный, но такой уже родной ветер, и они уже стаями садятся на такие знакомые озера и пруды и … их встречает ружейная канонада. Сотни трупов усеивает голубую гладь прудов, и очередной российский чиновник набивает полный мешок своими «трофеями». Проделав такой нечеловеческих подвиг (птичий подвиг), птицы разлетаются по местам где могут свить гнездо и завести свою семью, и совсем скоро не более через месяц новое поколение вылетает из гнезд, пищит и щебечет не зная что до следующего года их останется в живых только 10–30% и они преодолев все эти ужасы пути будут пролетать над нашими головами через Крымскую степь. И в этот момент стоя посреди колышущегося ковыля ты начинаешь осознавать, чья же эта степь. Это степь их: жаворонков, журавлей, дроф и прочих насельников этих угодий. Только они пройдя такие испытания могут назвать ее своей, только им она в полном смысле дом и отчизна. Им одним.

Развернувшись в обратный путь, мы добрались до мыса Тарханкут. Тарханткут это место какой-то невероятной силы. Ты сидишь на берегу обрыва, смотришь на прозрачное холодное синее море, а внизу под тобой пролетает с пронзительным криком пустельга. И на всем протяжении куда не кинь взор ты один и только скальные утесы древними бойцами торчат из соленой воды и строго смотрят на тебя. Не сделаешь ли ты чего плохого, не нарушишь ли ты их покой? И в этой звонкой тишине ты готов сидеть день на пролет. Только ты и бойцы, которые стоят здесь со дней сотворения этого мира. И в этот момент ты окончательно понимаешь, что Крым принадлежит им и вот этой одинокой пустельге. А ты так и сидишь, не шелохнувшись и не способный надышаться медовым ароматом желтоватого степного ковра. Не способный даже на миллиметр понять всех масштабов этой первозданной природы. Всего замысла и промысла. Понимая только одно, что гость ты тут. Гость мимолетный, гость временный…

В начале этого рассказа я с претензией упомянул, что мы поехали смотреть Крым настоящий. На мой взгляд настоящим является то, что никогда не меняется, то что остается неизменным несмотря ни на что. А все остальное — это наносное, это пыль которую вечность сотрет тряпкой времени. Так вот природа вечна и она настояща, да и она меняется, меняется видовое разнообразие, но меняется она эволюционным путем сотнями лет. Все же остальное и Крым как никто иной прекрасный тому учитель — временно: на наших путях мы встречали заброшенные греческие винодельни, остатки итальянских генуэзских крепостей, татарские недострои, советские разрушенные совхозы, остатки украинских табличек с надписями улиц, да и Российские флаги, после крымской весны люди поубирали с балконов. Все меняется, а Крым остается. Так чей же в итоге Крым. Побывав там, посмотрев поля цветущих пионов, степи полные пернатых насельников, побережья и моря, наполненные рыбой я окончательно понял, что Крым, Крым настоящий, конечно же их. Их и никого больше. И если вы вдруг решитесь поехать туда, то посмотрите внимательно на них на всех, и вот тогда вам не то что захочется бросить бумажку, вот тогда вы вытащите пакет из кармана, подберете эту самую бумажку или пустую бутылку, кем то оброненную, и возьмете с собой, и вот в этот самый момент Крым, станет и вашим. И вот в этот самым момент вы породнитесь с ним, почувствуете всю его силу, красоту и какой-то трепет в глубине своего сердца.