Амстердам. Город каналов, тюльпанов и велосипедов…

Все случилось в тот день и час, когда нашей встречи захотел сам Амстердам, подсунув скидочные билеты на перелет и нашептав мыслишку задержаться в городе хотя бы на пару дней. И словно по мановению чьей-то, исполняющей любые желания, руки, все завертелось быстро и складно — визы, отель, даже маршруты прокладывались сами собой.

Трудностей с отелем я опасалась сильнее всего. Очень хотелось пожить в настоящем доме, с окнами на канал, с балками под потолком и крутой лестницей, на которой не развернуться с чемоданами. Желательно, чтобы дом был старинный-престариннный, с датой на фасаде и велосипедами, запаркованными у входа, но на это я не сильно претендовала, понимая, что хочу невозможного.

Кто-то, заведующий всеми чудесами, послушал меня и наколдовал то, что казалось несбыточным. Отель на тихой улочке вдоль канала, не сильно излюбленной туристами, а потому пустынной, и в то же время в самом центре, явно по предварительному сговору надежды и удачи, был свободен ровно на три дня, причем именно те, когда мы прилетали в Амстердам. Списываясь с хозяйкой, милой и гостеприимной Бриджитт, мы не надеялись на ее положительный ответ, и письмо с гарантией брони лично я перечитывала три раза, пока до меня наконец-то дошло, что жить я буду там, где мечтала.

Прилетели мы в Амстердам в самую жуткую погоду из возможных — штормовой ветер, выворачивающий зонтики, сильный ливень, льющий как из ведра, хмурые каналы, гонящие продрогшую рябь и печальные деревья, размахивающие так и не облетевшей листвой. Но даже в таком, не очень приветливом городе, было что-то неповторимое и особенное, забравшееся в душу и тихо шепнувшее: «Как хорошо, что мы снова встретились» …

Отель, до которого мы бодро дошлепали по глубоким лужам, оказался даже лучше, чем это обещали рекламные фотографии. Кровать, застеленная ослепительно-белым, по контрасту с потемневшими от времени балками потолка, тюльпаны, томно поглядывающие на улицу сквозь мокрое стекло, вазочка с конфетами, холодильник, заполненный едой, сияющая чистотой и порядком ванная и тысяча мелочей в шкафу, на все случаи жизни — нас здесь ждали и готовились к встрече. Хозяйка напоила горячим кофе, поинтересовалась, к какому часу готовить завтрак, выдала кучу скидок в кафе и ресторанчики и, пожелав хороших прогулок, испарилась, оставив связку ключей, отпирающих все двери старинного дома. Кормила она нас, как на убой, пополняя холодильник и ежеутренне оставляя у двери поднос с фруктами, горячими булочками и свежевыжатым соком. Улетая, я клятвенно обещала возвращаться только к ней, какую бы цену она не заломила…

Дома, прокладывая маршруты по Амстердаму, мы обещали себе не импровизировать, потому как времени на все у нас было не так уж и много, а посмотреть хотелось и то, что когда-то было пройдено, но основательно подстерлось из памяти за прошедшие годы, и то, куда мы не дошли в свое время. Но выйдя из дома и дойдя до первого моста, мы отчетливо осознали, что все наши планы — сущая ерунда, и что Амстердам мы будем смотреть вопреки, а не благодаря им. Здесь, как ни в каком другом городе, хотелось идти, доверившись изгибам улиц и переброшенным через каналы мостам, останавливаться там, где ноги категорически не желают идти дальше, фотографировать то, что само просится в кадр, не думая о том, что получится в результате, дышать городом, любить его и слушаться во всем, не споря и не переча. И пообещав Амстердаму, что только он станет нашим гидом, мы шагнули навстречу дождю, совершенно привычному этому городу и не удивляющему здесь никого…

Район Девяти улиц, в котором мы жили (улица Лиллеграхт), стал самым исхоженным и пропущенным через душу — так мне казалось там, в Амстердаме. Дома, пытаясь как-то разобраться в чудовищном количестве фотографий, я неожиданно для себя поняла, что забирались мы довольно-таки далеко от дома и накручивали немало километров в своих прогулках, но странное дело, усталости это не приносило, наоборот, хотелось идти и идти, смотреть и смотреть, стоять на мостах, уворачиваться от велосипедистов, любоваться небом и облаками, купающимися в каналах, слушать тишину вечерних улиц, забредать в сырные магазины и замирать у букетов тюльпанов, пахнущих в Амстердаме особенно нежно и сладко…

Музеи Амстердама мы решили оставить на случай совсем уж обнаглевшего дождя, как спасение от стихий и для обогрева промокших нас, но вылив все, что накопилось в тяжелых тучах в день приезда, дальше погода нас особым испытаниям не подвергала, лишь иногда пугая потемневшим небом, проливающимся дождем где-то неподалеку. И редкое в последние дни ноября солнце, радовало то неожиданно ясным утром, то пронизывающими хмарь лучами, то заставляло искриться каналы, любоваться отражениями домов и сверкать надраенными мостовыми, совершенно преображая минуту назад хмурящийся мокрый город. В общем, заходить в музеи и тратить время на созерцание великого и бессмертного, у нас не получилось…

Амстердам, который принято считать символом свободы всего, в том числе и нравов, для меня стал самым нежным, самым тихим и самым безмятежным городом, улетая из которого, пришлось рвать по живому те невидимые струны, что проросли в моей душе за наше короткое свидание.

Вся эта вседозволенность в Амстердаме не особенно напрягает. Кофешопы не бросаются в глаза, предупреждая заранее крепкими ароматами, что сейчас из-за угла появятся любители нестандартных удовольствий с совершенно пустыми глазами и искуренным косячком, накрепко зажатым в побелевших пальцах. Видели ли они Амстердам — единственное, что хотелось спросить у них. Запах марихуаны, въедливый и назойливый, утром исчезал, уступая ароматам свежих булочек и крепкого кофе, умытых улиц и прозрачного тумана, укрывающего каналы. И именно эти запахи бережно сохранила память, вычеркнув то, что не доставляло лично мне никакого удовольствия.

Квартал Красных фонарей тоже не стал чем-то таким, куда обязательно надо заглянуть. Ну ничего такого, будоражащего, я не увидела, возможно в силу возраста, а может быть и пола. Пожалела девиц, весь день гарцующих на высоченных каблуках в витринах, прикинула интенсивность их труда и адекватность его оплаты, задумалась, что в Амстердаме такая работа никого не шокирует (ну, а что такого, собственно говоря), поняла, что в нашей стране до такого продвинутого взгляда на древнейшую из профессий еще жить и жить (и слава богу!), чисто по-женски оценила выставленные в огромных окнах образцы и юного, и подержанного тела (от «ничего так» до «ужас какой»), помахала рукой пухленькой блондинке, едва удержалась, чтобы не показать язык крышующему (или как там у них это называется) ее бугаю, нахально вскинула фотоаппарат и сняла перспективу улицы, вызвав тем шевеление в толпе точно таких же бугаев, что и у окна блондинки, и на этом посчитала миссию знакомства с пороками исчерпанной.

Завернув, для контраста, ну и любопытства ради, к Старой церкви, с которой когда-то начинался Квартал красных фонарей (а что, удобно — согрешила, покаялась, греши дальше, почти без отрыва от производства) и по совместительству самой старой церкви Амстердама, что интуитивно понятно из ее названия, я попутно ознакомилась с барельефом на мостовой перед храмом, изображающем женскую грудь, поддерживаемую крепкой мужской дланью. Разгоревшийся было спор, чья рука у груди, мужская или женская, я решила радикально, не приняв альтернативную точку зрения мужа про женскую руку, исходя из логики места, где нашелся этот барельеф.

Когда-то колокольня церкви служила ориентиром морякам, плывущим к берегам Амстердама, а о чем мечтали мужики, проводившие большую часть своего времени среди таких же мужиков? Правильно! И появление квартала Красных фонарей рядом с церковью вполне логично…

А потом, не поленившись пройти еще пару шагов, надолго замерла у памятника Красотке, она же Бэлль, представительнице древнейшей и до сих пор востребованной профессии. Мда… Ну что сказать! Я несколько иначе представляю красоток, а внешность этой дамочки вполне объясняет обилие представителей секс-меньшинств на улицах Амстердама. Я категорически не поддерживаю то, что мужики выбирают мужиков, увиливая от возложенной на них природой миссии плодиться и размножаться, но теперь хотя бы могу как-то понять несчастных и местами даже посочувствовать. Кстати, за спиной Красотки есть чудный магазинчик шоколада, где можно выбрать вкусные конфетки ручной работы по не самой драконовской цене. После конфеток Бэлль мне показалась немножко симпатичнее, «неправильные» мужики перестали гнать волну негатива, и я поняла, что пора идти дальше, пока ростки толерантности в моей душе не дали всходов, а потом еще и плодов…

Раз уж я вспомнила про толерантность, то надо сказать и про Homomonument, расположенный совсем в другом месте, у Вестеркерк. Как-то так получилось, что дорога сама к нему нас выводила, причем не один раз, а обилие цветов и радужных флагов меня заставило задуматься и даже подойти поближе, чтобы прочесть надпись (ну интересно же). Смысл послания на монументе — в поддержке гомо-движения, ныне призираемого, унижаемого и дискриминируемого, но за которым, однако, будущее. Тут ростки толерантности, было проклюнувшиеся, враз увяли, а клумба, на которой они пригрелись, закаталась в асфальт, и я отчетливо осознала — за толерантностью и смирением, это не ко мне.

Чтобы совсем закончить с человеческими грехами, добавлю про музей Марихуаны, расположенный в дивной красоты месте и красоты этой не портящий своим весьма скромным видом. Очереди на вход я тоже не заметила — не все так плохо в свободном Амстердаме.

Нашли мы и в магазин, а по совместительству музей истории презерватива, в который я не зашла из принципа, узнав, что съемка там запрещена — ну не хотите разрешать делать фотографии, не буду вас и рекламировать, фыркнула я мстительно, но вывеску все же сняла, где такую еще увидишь. В магазине было живенько от наплыва посетителей, но еще бОльшая толпа крутилась у витрины, украшенной сами понимаете как и чем.

Музей Секса я тоже пропустила, потому что к этому времени слегка устала от грехов и мечтала о вечном и прекрасном.

Закончив с пороками, я перешла к лучшему, что есть в Амстердаме — самому городу…

Мосты — визитная карточка, самый настоящий и легко узнаваемый символ, притягивающий туристов и дающий пристанище невероятному количеству велосипедов, тоже символу Амстердама.

Мостов в городе много, на любой вкус: старинные и современные, маленькие и очень-очень длинные, скромные и помпезные, классические и совершенно невероятных конструкций, белые, зеленые, красные, синие, каменные, всякие. Мосты крепко-накрепко связали берега каналов, подружили их с реками и сплелись в изящнейшие кружева, полюбоваться которыми можно только в Амстердаме. Каждый мост обещал показать красивые виды, тренькал звонками велосипедов, задумчиво поглядывал на неспешно проплывающими под его арками корабликами, просился в кадр, подмигивал лампочками гирлянд, развешанных вдоль каналов к празднику фестиваля огней, дождаться который мы не смогли, улетев накануне торжественного открытия. Теперь я скучаю по этим мостам, то залитых дождем, то греющих свои выгнутые спины под не очень жарким солнцем, то засыпающих в голубых сумерках, то притаившихся в темноте иссиня-черной ночи.

Самый красивый вид на каналы и покосившиеся домики мне подарили тоже мосты, а вернее мост, расположенный на пересечении улиц Кайзерсграхт и Регулиерсграхт. Словно по заказу выглянуло солнце, вода каналов отразила синее-синее небо и редкие невесомые облака, мосты изящно выгнулись, потянувшись к теплу и солнцу, дома заиграли всеми окнами сразу, и я поняла, что никуда отсюда не двинусь, пока не налюбуюсь всей этой красотой впрок. Сколько мы проторчали на мосту, запомнил только фотоаппарат, пунктуально помечавший каждый новый кадр, я же потеряла счет времени и только уговаривала солнце подольше не убегать за наползающую тучу, вот-вот готовую задернуть занавес. Рядом сидел художник, неспешными мазками повторяющий самый красивый вид Амстердама, и я отчаянно завидовала его таланту и тому, что он может приходить сюда каждый день…

Как ни странно, велосипедисты меня не напрягали, хотя на них принято жаловаться. К треньканью их звонков я как-то очень быстро привыкла, на велодорожки старалась не выходить (как это получалось и получалось ли вообще, другой разговор), попытка наезда на меня была совершена всего пару раз, что можно в счет не брать, а ругательств в свой адрес я не услышала ни разу, хотя иногда они были бы вполне заслуженными. И когда я зависла перед велосипедом, украшенном уточками (улица Святого Антонио), в поисках лучшего ракурса, велосипедист, рискуя собственной шеей затормозил в паре шагов от меня, но никаких гадостей в мой адрес все-таки не сказал — напраслину возводят на любителей велосипедов в Амстердаме!

Велосипеды для меня стали еще одним символом и думаю, я в этом не оригинальна. А с учетом количества двухколесного транспорта, Амстердам давно претендует на книгу рекордов, как город, в котором велосипедов больше, чем жителей.

Гулять мы старались вдоль каналов, именно такой Амстердам мне нравится больше всего, да и дома здесь самые красивые и самые старые. Покосившиеся, кривоватые, словно зубы, не знающие заботы стоматолога, домики эти неотделимы от мостов и велосипедов и в один ряд с ними претендуют на звание символа.

Незашторенные окна, за которыми текла самая обычная жизнь, а на подоконниках цвели тюльпаны, отражали редкое солнце, светились в темноте теплом и уютом, разгоняли темную ночь, не избалованную яркой подсветкой зданий. Сколько таких домиков я привезла с собой в фотографиях, я так и не сосчитала. Но в удовольствии их разглядывать и любоваться их отражениями в темной воде каналов, я отказать себе не могла. И зайдя на очередной мост, я выпадала из времени надолго, то фотографируя, то просто запоминая виды, то любуясь отражениями, то строя планы вернуться сюда еще раз. Тогда, пятнадцать лет назад, я не могла даже мечтать пожить в одном из таких домов, а сейчас, каждый вечер забираясь по винтовой лестнице старинного дома, даже не удивлялась этому…

Дома Амстердама — история, застывшая в камне, с датами на фасадах, вызывающими огромнейшее уважение к старине. Дома, сохранившие имена прежних хозяев, или получившие собственные имена, история хранит особняком и толпы туристов, кучкующиеся вокруг гидов у каждого такого дома, лучшая их реклама. Дом Пинта, дом Рембрандта, дом на трех каналах — все перечислять можно долго, лучше один раз увидеть.

И конечно, самый узкий дом Амстердама — мимо него никак нельзя пройти (Сингель, 7)!

Старина в Амстердаме встречается на каждом шагу. Какие раритеты жили в доме нашей хозяйки, вы бы только видели эти крюшонницы, вазы для фруктов, старинный рояль, набор щипцов для камина, потемневшие от времени бронзовые рамки с портретами давно ушедшей эпохи. Все это, развешанное и расставленное, хотелось рассматривать бесконечно, но вовремя проснувшееся воспитание притормозило мой неделикатный порыв.

Отводить душу мы отправились на знаменитый блошиный рынок Амстердама — Waterlooplein Market. Чего там только нет! Шкатулочки, коробочки, монеты, пуговицы, старые шмотки, посуда, видавшая виды, пожелтевшие от времени веера, обувь, точный возраст который определить не удалось, но судя по фасону, явно начало 20 века, а то и конец 19.

Покупать я там ничего не стала, опасное это занятие, потом не остановишься, пока не скупишь все, что приглянулось, хотя о некоторых симпатичных вещичках и сейчас жалею, особенно о старинной лампе, не сильно мне нужной, но очень симпатичной и от этого особенно желанной.

А вот сувениры там намного дешевле, чем везде. Да и просто побродить, как по музею, тоже любопытно, если вы конечно, любитель старого хлама…

Есть в Амстердаме и свой Китайский квартал, заинтересовавший своим храмом. Специально я туда может быть и не пошла бы, но по дороге завернула, чтобы полюбоваться китайским антуражем под хмурым северным небом. Там и ресторанчиков море, с неизменной уткой по-пекински и задорно торчащими палочками в плошке с имитацией лапши в каждой витрине. Столики были заняты, несмотря на необеденный час, а это неплохая реклама.

Цветочный рынок Bloemenmark — место моего притяжения в Амстердаме. Рынок этот уникален сам по себе, а уж количество красоты, продаваемой здесь, не поддается никакому учету. Уйти с пустыми руками у меня не получилось ни в мой прошлый приезд, ни в этот раз. Тюльпаны, купленные здесь когда-то, каждую весну раскрашивают мамин сад на зависть соседкам. И снова куплены самые-самые луковицы тюльпанов, и разноцветные анемоны, и яркие крокусы, и нежные мускари, и ароматные гиацинты. Не вытерпев до весны, я посадила луковицы в вазы, подсмотрев, как это делают хозяйки в Амстердаме, и самый первый тюльпан (розовый, судя по всему) должен расцвести со дня на день, объявив начало весны в моем доме.

На Цветочный рынок я заходила каждый день, вечерами взвешивая чемодан и решая, сколько еще пакетиков с луковицами можно купить без угрозы перегруза. Но даже если бы я ничего не покупала, я бы все равно заходила сюда, чтобы полюбоваться огромными букетами свежих тюльпанов, самых красивых цветов из всех, что есть в природе…

Кстати, путем эксперимента и тщательного органолептического анализа, я выяснила, что самая вкусная селедка продается именно у Цветочного рынка. В остальных местах то огурчика было маловато, но лука многовато, то продавец неулыбчивый, что на вкусе не отражалось, но неприятным осадочком падало. Может ничего такого особенного в этой селедке и нет (мой муж как-то особенно на этом настаивал), но мне понравилось — дома я себе такой вольности, как булка и селедкой, давно не позволяю…

Утро одного из дней, мы начали в Бегейнхофе, бывшей резиденции католических сестер. Сейчас там живут не самые приветливые люди, с неодобрением поглядывающие на толпы туристов, зависающими со своими фотоаппаратами и гуськом бредущими за гидами. Конечно, ежедневные толпы шумного народа надоедают и раздражают, тут жителей Бегейнхофа понять можно, но не зайти сюда я не могла, потому как официально признано, что это место одно из самых красивых в Амстердаме.

Сейчас огромная лужайка, вокруг которой высятся дома, покрыта цветущими подснежниками — информация, что называется, «из первых рук». Жаль, что в конце ноября на такую красоту любоваться было рановато…

Дом 34 в Бегейнхофе — самый старый дом Амстердама, упрямо не желающий нормально фотографироваться, но от этого не становящийся хуже. Некоторые вещи и виды лучше запоминать глазами…

В этом же дворе высится Английская церковь Амстердама, самая большая и с самыми неожиданными мелодиями, вызваниваемыми ее колоколами. Если повезет, то слышны эти перезвоны очень далеко, а какая мелодия достанется вам, никто не предугадает, это всегда неожиданность.

Неподалеку от Бегейнхофа есть памятник Дорогуше, тоже любимый туристами и полюбоваться им в одиночестве нам так и не удалось.

Памятников в Амстердаме великое множество, кому только не возводят здесь монументы! На площади Рембрандта высится памятник Рембрандту, а вокруг него расположены фигуры, повторяющие знаменитую картину «Ночной дозор». Были они подарены к 400-летию художника русскими мастерами и после окончания юбилейных торжеств все это хотели убрать, но жители Амстердама воспрепятствовали, на радость всем туристам. Теперь туристы пристраиваются к этим фигурам, дополняя сценки согласно своей фантазии и частенько забывают поднять голову повыше и посмотреть на самого Рембрандта.

Есть памятник Спинозе, родившемуся в еврейской семье, нашедшей приют в Амстердаме, после того, как их вынудили уехать из Португалии. Памятник считается символом свободы и толерантности (слово нарицательное в наше непростое время), а на цоколе выбита одна из фраз философа: «Целью государства является свобода!», ставшая девизом не только Амстердама, но и всего государства.

Площадь Дам, с Королевским дворцом и нахальными голубями, с толпами туристов и музеем Мадам Тюссо, с Новой церковью и памятником Героям — сердце города. Историю площади мало кто помнит, а уж про то, что когда-то здесь была плотина, не вспоминают и вовсе. Героических и трагических событий на этой площади происходило немало, но сейчас это перекресток всех туристических дорог и просто очень красивое место, наполненное туристами, влюбленными парочками и спешащими по своим делам жителями города.

Королевский дворец, куда я так рвалась зайти, оказался закрыт для посещений, к моему великому огорчению. Значит, в другой раз увижу…

И конечно же, мы не могли не прокатиться на кораблике по каналам и Амстелу, как и много лет тому назад, посмотрев на исхоженный нами город теперь уже с воды. Неспешное путешествие по воде закончилось грандиозным закатом, единственным за все наши дни в этом городе. Это было прощание города с нами и нас с городом, хотя как раз прощаться совсем не хотелось. Вернусь ли? А если вернусь, то когда?

Махнув рукой на здравый смысл и наплевав на огромный крюк, который надо было сделать, чтобы дойти до букв «I Amsterdam», мы отправились туда, где они стоят, к Рейксмузеуму. Такого количество народа, как у этих букв, в несезонном ноябре, я не встретила нигде в Амстердаме. Сфотографировать буквы без людей — задача невыполнимая, зато сразу несколько человек предложат сфотографировать вас, видя, что вы путешествуете вместе и не любите делать селфи.

«Я — Амстердам» — это не только буквы и модная нынче фотография на их фоне. «Я — Амстердам» — это любовь к удивительному городу, в котором можно найти все, от великого до прекрасного, от грешного до постыдного. «Я — Амстердам» — стало главным лозунгом столицы, увозимого на сувенирах и в фотографиях, хранимого в памяти и в сердце.

Амстердам нельзя не полюбить. И рассказывать об этом городе можно бесконечно, перебирая как четки его неповторимые улицы, застывшие дома на каналах, несносные велосипеды на бесконечных мостах, трепетные тюльпаны, собранные в небрежные букеты, музеи, коим несть числа, отражения северного неба в незашторенных окнах и нескончаемые прогулки, завершаемые поздней ночью, когда город уже крепко спит.

То, что подарил Амстердам лично мне, хочется обойти молчанием, сохранив на память, спрятав ото всех — ведь о личном лучше молчать, иначе оно быстро превратится в пустышку…

Я так мало рассказала о том, что нам подарил Амстердам.

Но что для вас мои слова — этот город надо увидеть своими глазами, чтобы полюбить на всю оставшуюся жизнь…

О, тихий Амстердам

С певучим перезвоном

Старинных колоколен!

Зачем я здесь — не там!

Зачем уйти не волен…

Теги: Самостоятельные путешествия