— Я бы сам лично пошел на вулкан в такую погоду, — говорит Виталик, наш инструктор. — Вот если бы была погода как вчера, когда шел дождь, я бы не пошел, а сегодня нормально.
Это нас ужасно радует, так что наша доблестная группа, смеясь и кряхтя, выстраивается в цепочку вслед за Виталиком. Виталик — опытный альпинист, за плечами которого несколько семитысячников. Я с завистью и восторгом смотрю на его жилистое тело, с какой легкостью он идет, неся с собой рюкзак втрое больше моего: даже представить себе не могу, сколько мне нужно тренироваться, чтобы добиться такой выносливости.
Подъем по началу несложен, тропа пологая, так что идем бодро, то и дело оглядываясь по сторонам, высматривая камчатских сусликов и весело болтая. Выше и выше. Альпийский пейзаж с фиолетовыми колокольчиками постепенно остается позади, а ветер становится все сильнее. Обернувшись, мы видим, как на гору наползает туман — густой, как сгущенное молоко. Если бы дементоры существовали на самом деле, то появлялись бы они именно с таким туманом.
— Долго нам еще ползти? — тяжело переводя дыхание, спрашивает на привале веселый усатый дядька, чья жена, весьма спортивная и бодрая женщина, ни на шаг не отстающая от инструктора, ему тотчас же отвечает: — Меньше надо есть, Саша!
Виталик ухмыляется, после чего заявляет, что мы на высоте 1700 метров. А вулкан высотой в 2740.
2
2
4
3
Как бы бодро мы ни шли, но туман догоняет нас, так что теперь не видно ничего дальше десяти метров. Вместе с туманом приходит сырость, и с моих волос начинает капать вода. Мы идем уже больше двух с половиной часов.
На отметке в два километра длительный привал. Здесь группа разделится на две — тех, кто пойдет вниз, и тех, кто будет подниматься к вершине.
Смельчаков, кто собрался идти дальше, осталось восемь человек. Мы вновь выстраиваемся в цепочку и идем вперед по тропе, которая становится все круче и круче, а ноги все глубже начинают застревать в вулканическом шлаке. В тумане практически ничего не видно, однако при приближении к скалам по левую руку от тропы мы все видим старательно выведенную белой краской надпись: «Одумайся!».
Начинает лить дождь. Сопровождаемый шквальным ветром он усиливается, так что через десять минут я становлюсь мокрой с ног до головы. В ботинках противно хлюпает вода, а ведь наверх идти еще полтора часа и еще столько же вниз. На пути подтаявший снежник, так что воды в ботинках становится еще больше. В этот момент я ненавижу все: и эту тропу, и этот вулкан, и тот момент, когда мне пришло в голову поехать на Камчатку.
В стороне сквозь туман мелькают разноцветные пятнышки: группа немцев, которая опередила нас, пока мы были на привале, возвращается назад. От Виталика подобной щедрости можно не ждать, так что проклиная погоду, а заодно и его диктаторские замашки, я снова карабкаюсь вверх.
1
4
5
Чтобы отвлечься, начинаю вспоминать имена русских путешественников — Седов, Миклухо-Маклай, Беринг, Крузенштерн. Больше в голову никто не приходит. Уже на обратном пути я вспомню Пржевальского, Сенкевича и Конюхова, но сейчас список замкнулся на Крузенштерне, о котором надо бы почитать, — уж больно фамилия хорошая.
Потом начинаю мысленно перечислять столицы по алфавиту. Только дошла до Манилы, как чуть не ткнулась носом в Георгия, молодого человека из Питера, вслед за которым я постоянно шла.
— Что случилось? — спрашивает Виталик, спускаясь ниже.
— Я больше не могу идти, — еле слышно говорит Георгий. — Ноги совершенно перестали идти. Давайте я вас здесь подожду?
— Ага, конечно. Хотите здесь навсегда как на Эвересте остаться? Вы через 10 минут замерзнете, а если мы задержимся, то подумаете, что мы пошли другой тропой, решите спускаться сами, пойдете не туда и ищи вас потом три дня. А ну вперед!
Георгий неуверенно делает несколько шагов вверх. Теперь мы все подбадриваем его и помогаем идти.
— Георгий, вы сможете!
— Георгий, ведь у вас имя победителя!
— Георгий, вот зато какая у вас тренировка перед следующим годом.
— Что вы! — выдыхает Георгий — На следующий год на Сардинию, только туда!
На Сардинии, наверняка, сейчас тепло и вкусно пахнет жареной кефалью.
1
6
4
Сражаясь с дождем, шлаком и периодически останавливающимся Георгием, мы-таки добрались до последних ста метров. Здесь уклон становится еще круче, градусов в шестьдесят, но до вершины натянут трос. Мокрыми перчатками я хватаюсь за веревку и начинаю идти наверх. Шквальный ветер просто сносит, а скользкий шлак под ногами так и норовит уронить. Хочется все бросить и скатиться вниз, но перевожу дыхание и снова иду. «Вот до этого камня — и передохну. Еще несколько метров и можно перевести дух. Вот еще чуть-чуть». С уговорами и передышками, я добираюсь до вершины — в нос ударяет резкий запах серы, а от кратера поднимается теплый пар. Внизу по-прежнему туман и совершенно ничего не видно, но это не главное. Главное, что ощущение собственного героизма от восхождения в такую кошмарную погоду просто зашкаливает: чувствуешь себя чуть ли не членом экспедиции Беринга или Лаперуза, достигшей долгожданного конца путешествия.
Довольная собой как слон, иду пить горячий сладкий чай, который уже разливает Виталик.
— Это самый вкусный чай в моей жизни, — говорит еще не отдышавшийся Георгий.
