Прививка гения

Я не любительница музеев. В детстве, правда, я любила зоологические, археологические и минераловедческие экспозиции, там, где можно глазеть на чучелки, переливчатые крылышки бабочек, отвратительных заспиртованных глистов, вызывающих мурашки (вы не обращали внимание, что дети очень любят бояться), разноцветные камешки и прочую фигню из этой серии. Но время течет и приорететы меняются. Одни исчезают, на их месте возникают новые.

Первый раз в картинную, а точнее Третьяковскую, галерею, меня затащил мой папашка. Я долго отбрыкивалась, но моя несгибаемая воля была порушена, и я, как бычок на веревочке, послушно поплелась в Третьяковку. Я не могу сказать, что на меня там снизошло озарение и я стала фанатичной послушницей в монастыре живописи. Нет. Но мало-помалу втянулась, а потом и понравилось.

В Москве я любила и люблю Третьяковку больше, чем Пушкинский. В последнем меня удручает то, что масса произведений, там выставленных — это не подлинники. И даже не смотря на то, что я абсолютно не считаю себя знатоком живописи и скульптуры, чувство, что меня обманули, подсунув копии, в этом музее меня гнетет.

Единственный раз побывав в Эрмитаже в 19 лет, я чуть не тронулась умом. Там хотелось просто остаться жить. А то, что когда-нибудь я увижу «Св. Инессу» Рибейры в Дрезденской галерее (говорили, что я была на неё похожа в молодости), или прогуляюсь по Лувру! Да за такие мечты можно было легко загреметь в психушку. Хотя нет, конечно, не так радикально, но пальцем у виска покрутили бы!

Что-то я затянула с предисловием. Короче. Венский музей истории искусств я люблю больше всех остальных музеев и картинных галерей. На этом, в принципе, можно было бы и закончить, но не рассчитывайте так легко отделаться! Я продолжу!

Все четыре раза, что я в Вене была, я была и в галерее. Шла я туда целенаправленно, чтобы увидеть Питера Брейгеля старшего. В Венском музее целых восемь его полотен. Больше чем в любом другом музее мира.

Брейгель — культовый художник московской интеллегенции 70-х. В эти годы вышли два фильма опять же культового, но уже российского режиссера — Андрея Тарковского: «Солярис» и «Зеркало», где были реплики Брейгеля. Сейчас я засматриваюсь «Зеркалом», а «Солярис» увилела в совсем розовом возрасте. Я не знала ни только, кто такой Брейгель, но и кто такой, собственно, Тарковский. Но что такое «Солярис» знала, т. к. до фильма был одноименный телевизионный спектакль и мне он показался очень страшным (помните, что дети очень любят бояться) и сюжет, и это чудное слово — «солярис» я хорошо запомнила.

В «Солярисе» Тарковского картины Брейгеля висят в кают-компании космической станции, куда прибыл герой Баниониса. Под токатту «до-минор» Баха камера минут десять скользит по полотнам Брейгеля. Чувство, которое возникает при наложении звукового ряда на видеоряд такое сильное, что я его помню больше сорока лет. Это чувство абсолютного покоя и расслабленности. Наверное, именно за этим я и хожу в Венский музей изобразительных искусств уже больше десятка лет. Жаль музыка там не играет.

Это главное. Но есть ещё и просто интересное. В этот раз мне посчастливилось увилеть солонку Бенвенутто Челлини — единственное на сто-процентов подлинное ювелирное изделие этого великого ваятеля (не всегда она находится по месту прописки).

С Челлини у меня связана своя история. Опять же в детстве я прочитала книжку Дюма — «Асканио» (был такой том в собрании «Библиотеки приключений»). Там юный ученик Челлини по имени Асканио влюбляется в дочь парижского прево — Коломбо. Перепетии разворачиваются при дворе Франциска II. Жуть как интересно было. И имя Челлини, не подозревая при этом, что он реальное лицо, я запомнила на всю жизнь. А, как вам хитросплетения? Я балдею прям!

То что там есть Рафаэль,

знаменитая «Шубка» Рубенса, Босх, Рембрант, Тициан, Караваджо,

и кстати Лоренцо Лотто, про которого я рассказывала в рассказе о Нижнем Бергамо (прочесть можно здесь), и цикл «Времена года» Джузеппе Арчимбольдо, чье цитроновое древо Иессеи я видела в кафедрале Монцы (прочесть можно здесь), и много-много-много всего другого.

Вообще, голландцы там знатные. Люблю я их. Прям в нирвану погружаюсь, когда смотрю.

Коллекци довольна пестрая, что легко объяснимо разницей вкусов и пристрастий царствующих особ. Начал коллекционировать в XVI веке император Рудольф II (помните его портрет из овощей и фруктов все того же Арчимбольдо). Но более всего музей обязан Великому герцогу Леопольду Вильгельму, коллекция которого стала ядром сегодняшней Картинной галереи. Будучи наместником Нидерландов в середине XVII века, Леопольд натаскал оттуда шедевры нидерландской живописи XV—XVII вв.,

а произведения итальянского (в основном венецианского) Ренессанса все же, думаю, купил.

Гуляешь по музею и в памяти всплывают эпизоды, на которые ты не обращал раньше внимания из-за незнания или по глупости. Вспоминаю, как в «Трех мушкетерах» вездесущий писатель юности моей характеризовал Анну Австрийскую, урожденную Габсбург, особо обращая внимание на её фамильную оттопыренную губку. Вот пожалста — как на подбор все в оттопыренной нижней губой.

Гулять по Венской галлерее одно удовольствие. Она и не очень большая, чтобы устать до умопомрачения, и не маленькая, чтобы оставить разочарование о напрасно потраченных деньгах. Само здание служит драгоценной рамой для драгоценностей в нем хранящихся.

Интерьеры музея — фантастические. Там с первых шагов все настраивает на нужную волну.

Последние два раза: в прошлом и позапрошлом году я не ходила в египетские залы. А вот, когда мы были там с Лизкой, то налюбовались на саркофаги по-полной.

За что ещё люблю венский музей, что народу там почему-то всегда очень не много. Служители мягкие и обходительные. Фотографируй, хоть обфотографируйся (без вспышки). А Лизка полюбила его ещё и за мягкие диваны.

Правда, жесткая лавочка в Д Орсе ей почему-то понравилась больше.

По четвергам, когда музей открыт до девяти вечера, там, вообще, очень мало народу. Когда в начале десятого я выходила из музея настроение было, как после молитвы в любимом храме. Благостно и чисто было на душе.

Только музей естественной истории, расположенный напротив галлереи в здании близнеце, посматривал на меня с укоризной. Ведь в него я ни разу не зашла!