Три стихии Камчатки. Океан

Именно таким хмурым океан спозаранку встретил нашу малочисленную команду, осмелившуюся бороздить океанские просторы не на традиционном туристическом кораблике, а на хлипком надувном матрасе, каким со стороны казался приземистый морской рафт. В этом был определенный смысл — слиться с водной натурой и стать ее неотъемлемой составной частью.

С некоторой опаской мы расселись на самом дне нашего «матраса», оказавшись почти вровень с водой, и, судорожно цепляясь за борта, отправились на морское сафари с заплывом в бухты и высадкой в определенном месте на берег. В душе всё-таки теплилась надежда встретить там неуловимого камчатского медведя, до сих пор упорно избегавшего долгожданной встречи с нами.

По правде, особо на медведя не рассчитывали. Хоть и любит он воду, но не до такой степени, чтобы себя считать закоренелым морским волком. Зато был расчет удачно порыбачить, а заодно встретить настоящую живность, желательно, крупнее рыбы в разы.

В том, что без обеда и зрелищ не останемся, Дмитрий, наш инструктор в камчатском путешествии, теперь профессионально выполнявший роль капитана, ничуть не сомневался, чего нельзя было сказать про нас. Лишь в тот момент, когда перед нами предстали первые водные обитатели, его стопроцентная уверенность в успехе поначалу сомнительного океанского мероприятия окончательно передалась и нам. Подобный опыт наблюдения за морской фауной в Тихом океане у меня уже был в 2014 году в Перу, на островах Бальестас заповедника Паракас. Потому вдвойне было любопытно сравнить, есть ли какие отличия.

Рафтовый матрас осторожно выскользнул из бухты и на всех парах, яростно ревя мотором и сотрясая всё своё содержимое, рванул вперед, оставляя за собой кильватерный пузыристый след. Четко следуя движению волн, рафт поочередно запрыгивал на гребень, с грохотом шлепался с него в яму и снова взметался вверх. Аттракцион не хуже американской горки. Мы еще крепче вцеплялись в борт, мысленно желая, как можно дольше оставаться внутри. Вскоре умопомрачительная, непрерывная тряска сделала из нас китайских болванчиков.

Поначалу в воздухе висело серое марево, сквозь него просматривались утесы, укрытые лоскутными обрывками плотных, обволакивающих облаков. Эта серость неба обещала ненастный день. К счастью, небеса незаметно вскоре расчистились и лазоревым цветом стали отражаться в воде.

Птичьи острова

Рафт летел ракетой в некотором отдалении от линии берега, сплошь заставленного громадами выразительных скал, с продвижением вперед менялись их очертания. Со стороны каменные монстры выглядели безжизненными, но это не так. Даже громкий шелест волн и мотора рёв не могли до конца заглушить многоголосье птиц, вразнобой щебетавших вдали. Птиц могли не рассмотреть, тем более определить разновидности, но приметные следы их обитания на скалах, измазанных чем-то белым, были отчетливо видны.

Ровно также выглядели скалы островов Бальестас в Перу с их многочисленными птичьими базарами, потому гадать, в чем причина «поседения» камчатских скал, не пришлось. Это многолетние наслоения высохшего, спрессованного птичьего помета, обозначаемые в Перу словом «гуано», окрашивают камень в белый цвет. Там гуано издавна считался ценным органическим материалом, использовавшимся перуанцами как удобрение на протяжении 5 тысяч лет. И цена у гуано сейчас немалая, в первую очередь из-за трудности его добывания.

Особенно эффектно смотрелись одиночные белесые скалы, со всех сторон окруженные водой. Наверняка, эти островки имеют свои названия, но их известность явно уступает самому знаменитому острову южнее Авачинской бухты, откуда мы начали свой вояж, именуемому островом Ста́ричков. На этом острове гнездятся десятки видов морских птиц, в том числе чайки, бакланы, топорки, чистики, ста́рики.

Увековечиванием своего имени в названии острова птичка старик обязана русскому адмиралу-мореплавателю Гавриле Андреевичу Сарычеву, принявшему участие в длительной Северо-восточной географической экспедиции (1785–1793). При исследовании прибрежных вод Камчатки Сарычев обратил внимание на огромную колонию этих птиц на одном из островов, называвшемся Вилючинский, и решил — остров нужно переименовать. Сейчас численность колонии стариков по оценке орнитологов заметно поубавилась, первенство перешло к топоркам. Так что остров Старичков резонно в наше время называть островом Топорков.

Птичка старик примечательна тем, что уже на третий день после своего рождения вместе с родителями отправляется кормиться на воде, а не остается в гнезде в ожидании, когда корм принесут в клювике, и только к ночи все семейство возвращается домой. В отличие от Сарычева мы, конечно, не могли определить, что за птички дремлют на воде. Как только наш матрас к ним приближался, они начинали разбег и, резво пробежав по волнам, перелетали на новое место, где их никто бы не потревожил.

Морзверь

Выискивая живность покрупнее, мой взгляд неожиданно выхватил вдали крошечный островок с застывшими на нем силуэтами, явно превосходящими по размеру птиц.

Лодку нещадно трясло вместе с нашими обветренными, подмоченными тушками, но все же несколько кадров, пусть не совсем четких, трясущимися руками свершить удалось. На кадрах появилось нечто с хвостом русалки, сильно упитанное и всё в пятнышках. Этих признаков оказалось вполне достаточно, чтобы идентифицировать увальней из семейства безухих тюленей, известных науке как ларга. Именно так тунгусы называли тюленя. Можно встретить и второе название ларги — пёстрая нерпа.

Ларги действительно предпочитают купаться в мелководных бухтах, загорать на крошечных островках или нагромождениях камней недалеко от берега. И её легко отличить от нерпы по тёмным пятнышкам на светлом теле, в остальном она такая же ластоногая и умильная с проникновенно выразительным взглядом, хотя чуть крупнее и увесистей. Вот представьте себе среднестатистического человека ростом 160–170 см, но весом 150 кг — это и будет ларга.

В мой объектив попалась улыбчивая ларга, с легкостью эквилибристки балансировавшая над водой. Как ей удавалось держаться на воде, изящно демонстрируя всё свое гладкое массивное тело, было не очень ясно. Только глядя на снимок, поняла: демонстрировать себя без погружения в воду ларге помогал крохотный островок, приспособленный сообразительным зверем под подставку. До чего забавна эта ларга, еще мгновение и помашет на прощание своей «ластой-рукой».

Кроме ларги на Камчатке проживают еще 6 представителей ластоногих: морж, сивуч, северный морской котик, антур, морской заяц и кольчатая нерпа, из которых повезло увидеть двух. Если по поводу сивучей сомнений никаких не возникло, то, что за группа в темных купальниках резвилась неподалёку от остроконечных скал, мог пояснить только Дмитрий. Из его слов выходило, что группой беззаботных довольных купальщиков были нерпы, тоже из семейства безухих тюленей.

Озорницы-нерпы пребывали в хорошем настроении — резвились, как дети, играя в догонялки друг с другом. Временами они застывали на месте и, высунув из воды свои усатые мордочки, удивленно взирали на нас, словно спрашивая, чего истуканами сидите и, как мы, не резвитесь. Кстати, местные называют нерпу как-то снисходительно обезличенно — морзверь

По сравнению с ларгой с жизненным сроком до 35 лет юркая и подвижная нерпа по праву может считаться долгожителем — природой ей отведено на двадцать лет больше, если, разумеется, раньше не встретит своих врагов. Ларгами и нерпами не прочь полакомиться акулы, косатки, песцы, бурые и белые медведи. Из этого списка в местных условиях наиболее актуальной будет, пожалуй, косатка, с которой в отличие от морзверей очень хотелось встретиться. Ну, не съест же она нас.

Гроза морзверей — косатка

Дмитрий заглушил мотор и стал прислушиваться к воде, вглядываясь в ее нутро. Он явно чего-то ждал, словно знал, каков будет результат ожидания. Не прошло и пары минут, как в нескольких десятках метров от нас из воды показался чей-то остроконечный плавник, похожий на парус, а через мгновение над водой уже торчала массивная темная голова с четким разграничением от низа. Косатка! Раскрыв рты от удивления, нет ли в этом подвоха по типу миража в пустыне или (чего только в жизни не бывает) договоренности, мы поверили глазам и кинулись фотографировать, стараясь запечатлеть красавицу в прыжке.

Увы! Движения косатки настолько были молниеносны и неожиданны, что фотоаппарат попросту за ней не поспевал. Вроде бы скрылась в одном месте, а вынырнула в другом, в нескольких метрах от первоначального места. Словно нас дразнила, предлагая, как нерпы, поиграть в «догонялки». И снова исчезала, точно мираж. Предугадать, где она снова появится, совершенно было невозможно.

В какой-то момент над поверхностью воды показался второй плавник, затем фонтанирующее тело. Даже на расстоянии было слышно пыхтение и звук выдуваемой воды. Это, пожалуй, единственные кадры, когда удалось «застукать» парочку вдвоем. Не скажу, что испытывали страх, но кое-какие опасения все же были. Вдруг эта парочка в пылу страсти и беготни друг за другом случайно опрокинет наш «матрас». Случаи неспровоцированных нападений косаток на ныряльщиков, лодки, шлюпки и даже маломерные палубные суда в истории бывали.

Конечно, человек — не ее рацион. Другое дело жирненький и вкусный, но пугливый и глупый морзверь, на которого можно нагнать много страха и жути. Для косатки заглотить за раз пять-шесть котиков, морских, разумеется, — не вопрос, были бы в наличии котики. Но логичней напасть на стадо моржей или сивучей, и мяса больше и, наверное, питательней. Рыбный рацион тоже не плох — 160 кг за сутки.

Да что там глупые ластоногие или пучеглазые рыбы. Группе девятиметровых косаток весом до 8 тонн каждая под силу бесшумно атаковать не только тюленей и своих ближайших родственников дельфинов, но и акулу. Не пощадит она и огромных безобидных китов. Те стараются вовремя покинуть воды, где бесчинствуют несущие смерть прожорливые морские убийцы с фантастически красивым обликом. Впрочем, природная кровожадность ничуть не мешает косаткам слыть примерными родителями и проявлять скрытую нежность к своему потомству, которое воспитывают и обучают, как нужно убивать, в течение трех лет.

Любопытно, научное латинское название косатки на протяжении веков неоднократно менялось, но суть оставалась одной. В середине 18-го века этот вид назывался «Delphinus orca» — «демон-дельфин», затем «Delphinus gladiator» — гладиатор-дельфин, пока ученые не пришли к единодушному варианту называть косатку Orcinus orca (оркинус орка) — несущая смерть. Четко и ясно, и реально соответствует действительности. Именно древние римляне звали косаток орками, то тесть демонами, за их убийственную силу и неуёмную прожорливость. Так это забытое древнее слово сначала пошло в науку, потом перекочевало в литературу, затем снова отправилось в народ.

И еще немного из языкознания. Меня заинтересовало, каким словом обозначается косатка в разных современных языках. И вот что забавное получилось. Косатка как «оrca» употребляется в испанском, в языке потомков древних римлян — balena assassina («кит-убийца»), что равнозначно английскому killer whale и чешскому zabijácká velryba. Больше всего понравилось на чешском — «забияка-кит»! Так почему же в русском «косатка»? Ответ на фотографиях — выступающий над водой двухметровый плавник сильно смахивает на крестьянское орудие косьбы, отсюда и косатка.

Покрасовавшись перед нами буквально считанные минуты, косатки, нырнув под воду, исчезли, казалось навсегда, и тут же объявились с противоположной стороны рафта с явным намерением уйти в океан. Для них мы оказались несъедобной добычей, так чего время на нас зря терять.

Ловись рыбка большая!

Между тем, нам тоже не стоило забывать о предстоящем обеде, а, значит, нужно самим позаботиться о нём. Человек, как известно, в немалой степени хищник, охотник-добытчик, не хуже косаток, и гены первобытных охотников у него, как вида, в крови. Правда, встречаются в этой среде травоядные. В нашей команде травоядных оказалось двое, не считая мужчин и меня. Как только Дмитрий поймал первых рыбин, между травоядными и плотоядными началась внутривидовая борьба. Почему-то вегетарианки решили, раз рыбу они не едят, значит, остальным тоже вредно, и вернули океану улов назад. Пришлось путем голосования восстановить справедливость.

Камчатская рыбалка в океане способна удивить даже самого заядлого рыболова. Можно поймать сразу трех на одну удочку. Например, северного морского окуня с острыми шипами, как у тех, что видим в магазинах, только не красного, а зеленоватого. А все потому, что рыба эта придонная и питается, в том числе, зелеными водорослями.

Но лучше всего ловилась треска. Огромная, серебристая, так и лезла сама на крючок, становясь в очередь. Даже я, никогда до этого не интересовавшаяся рыбалкой, абсолютно без навыков рыбака смогла поймать на удочку сразу двух рыбин. Теперь без обеда не останемся точно!

Находка

Мы тряслись на надувном матрасе, ставшим уже нам родным, приличное время, что хотелось просто ощутить под ногами твердую почву. Вот не представляю, как месяцами Колумб плыл в Америку, видя перед собой одну лишь воду. К счастью, была у нас возможность заплыть в какую-то небольшую бухту, пришвартоваться к берегу и немного пройтись. Возможно, эта остановка не оставила бы в памяти никакого следа, если бы не одна деталь, по всей видимости, не случайная, как знак свыше. Впрочем, всё место, куда мы высадились, не без странностей.

Весь берег был усыпан камнями, похожими на булыжники. Уже это казалось странным, откуда они здесь взялись. Ведь за ними простиралась растительность, ползущая на такие же зеленые холмы, и никаких каменистых гор, разве что какая-то виднелась вдали. А посредине суши сверкало озерцо. Пусть маленькое, но это была обособленная вода, никак не связанная с океаном. Первой находкой оказалась рыболовная сеть, припрятанная кем-то в кустах. Однозначно, что браконьера. А вторая…

На вторую я наткнулась не сразу, с трудом пробираясь по камням, чтобы выйти к рафту. На пути мне попалась груда булыжников с явными доказательствами того, кто тут был и чем занимался. Так что, если собираетесь высадиться на необитаемую сушу, проявляйте бдительность, а то останутся после одни только тапки.

Лежбище сивучей

Удачно разойдясь с медведем во времени, мы снова погрузились в рафт, чтобы в окончание сафари проведать сивучей.

В отличие от нерп сивучи, тоже из тюленьего племени, только ушастого, разложив свои огромные тушки на выступающих из воды камнях, в своих эмоциях были сдержанны и меланхоличны, но их сдержанность была обманчивой.

Стоило нам приблизиться к отдыхающим, самый крупный из них зарычал не хуже льва — грозно, мощно, воинственно, остальные, помельче, враз оживились, подблеивали и мычали.

В свое время басистый рык сивучей произвел неизгладимое впечатление на неутомимого в своих исследованиях российских просторов немецкого ученого и путешественника Георга Вильгельма Стеллера, первым описавшего сивуча и сравнившего его рёв с рёвом льва.

Так с легкой руки ученого сивуч получил второе имя — северный морской лев Стеллера. Но не только лев, благодаря Стеллеру, стал морским. Названия известных ему земных животных перенес ученый и на других, доселе неизученных морских обитателей, о чем он написал в дневнике: «описал некоторых незнаемых поныне зверей, а именно: корову морскую, морского кота, морского бобра и оных рисунки учинил». Жаль, морской мышкой никого не назвал.

Взрослую жизнь камчатских секачей сивучей, как называют альфа-самцов, можно считать разнообразной, если исходить из того, что суть разнообразия в постоянной смене партнерш, как в гареме османских султанов. Многие исследователи жизни сивучей потому и называют ее гаремной. Правда, из султанского гарема добровольно не уйдешь, а в гареме сивучей никто самок силой не удерживает, как в гаремах котиков, и всё на добровольной основе. Причем, первым территорию репродуктивного лежбища занимает секач, достигший 8-летнего возраста, а уже потом к нему толпами прибывают самки. Такие у сивучей нравы.

Не всем самцам сразу повезет наладить семейную жизнь. Те, кто возраста соответствующего не достиг, или не успел вовремя занять нужную лёжку, или, того хуже, отработал своё и вышел на пенсию, обустраиваются на холостяцких лежках, так сказать, мужским коллективом до следующего брачного сезона. Потом борьба за лучшее место под солнцем у молодых и повзрослевших сивучей начнется снова.

Бухта Кихирка

Полные впечатлений и изрядно усталые, мы, наконец, высадились в красивой бухте Кихирка согласно программе с намерением сварить уху и заночевать в палатках. Но сюрпризы нас поджидали и здесь. Если первое желание удалось на славу, то со вторым желанием не задалось. Оказалось, за год, что Дмитрий здесь не был, на этом небольшом участке земли кто-то выстроил домики кемпинга и сдал их в субаренду, протянув со стороны суши вокруг проволоку и проведя по ней ток. Прямо жесть.

Вскоре к Дмитрию наведались ходоки из числа охраны, даже капитан стоявшего в бухте судна, типа убирайтесь, пока целы, хотя мы обустроились в стороне. Снова жесть. Самое интересное, что кемпинг был совершенно пустой без единого туриста. А те туристы, каких видели, палатки поставили за рекой. Пока Дмитрий с присущей ему интеллигентностью проводил сеанс психотерапии неадекватности, я исследовала берег и реку, вытекающую в океан.

Здесь берег был совсем другой, с мелким, шелестящим под ногами песочком…

Выше простирались невысокие, густые заросли травы и диких цветов.

Но много исследовать не пришлось. В небе появились перьевые облака, значит, погода испортится, и, пока не стемнело, решили собираться в обратный путь. Действительно, потом небо заволокло, пошел дождь, усилился ветер, в результате возвращались продрогшие и промокшие.

Так прошло наше океанское сафари, которое можно считать удачным. И пусть медведя не встретили, но надежда на встречу осталась. Впереди еще несколько дней по камчатским речным протокам, где увидеть косолапого всё же больше шансов, а заодно назло вегетарианцам поймать рыбу …

Теги: Культурно-познавательный туризм, Рыбалка, Экстремальный отдых