На каноэ по рекам Борнео

В то время, как у нас в России затевают то революцию, то модернизацию, то приватизацию, другие страны заняты наведением порядка у себя. А у нас (зато есть газ)… Во всех аэропортах, кроме российских, достаточно туалетов, можно бесплатно попить питьевой воды, работают кондиционеры, доступен бесплатный WI-FI интернет. У выходов не бегают шакалы, предлагающий дешевое такси, от стоимости которого глаза лезут на лоб. При том, что прилетает и улетает невероятно много народу — на выездах тишина и порядок, и не нужны мечущиеся орущие менты, чтобы разруливать созданные из-за тупой организации пробки.

В Кота-Кинабалу мы прилетели поздно (22.20), уставшие, но не голодные — кормили во всех трех самолетах отлично, а в Эмирейтских — еще и поили нахаляву — красное, белое вино, виски. Я попробовал красное вино — не понравилось — суррогат какой-то. Маленькую бутылочку виски Татьяна заныкала как сувенир. Мы ее выпили наутро, отметив прибытие.

Пока в течении каких-то минут оформлялись на паспортном контроле и вежливо раскланивались с чиновником, наш багаж уже аккуратненько ждал нас перед выходом.

При выходе из аэропорта проскочили мимо кассы с надписью TAXI CHECKIT. У дверей стояло штук шесть одинаковых белых джипов, возле которых тусовались таксисты с бейджиками (фото, ФИО). Когда я раскрыл рот, они хором сказали «chekit» и показали на кассу. В кассе я назвал гостиницу, получил чек (30 рингит — 300 рублей), вышел, нас всем коллективом таксистов проводили к первой машине, погрузили и через минуту мы мчались к своей гостинице Lavender lodge, одной из трех, которые я выбрал через интернет. Поселились также без проблем, не понадобилось ни одного лишнего слова:

— One room — for two person.

— seventy five рингит — one night.

— OK.

Еще напомнили пр бесплатный завтрак. Для вай-фая надо было взять ключ доступа на ресепшне.

Кота Кинабалу — столица штата Сабах. Жители штата считают, что они живут в независимом государстве. Населенных пунктов, которые можно назвать городами, я считаю в Сабахе только 2 — 2-й это «природный город Сандакан». Остальные, по сути — это села, которые считатются местным населением городами.

Более 60 процентов террритории штата Сабах покрыта лесами. Однако площадь лесов все время сокращается — деревенские кооперативы, занятые самым прибыльным, как оказалось в этой местности делом — разведением масличных пальм, вырубают все возможные участки под плантации. Поэтому около 48% лесов уже объявлены государственными заповедниками или резерватами. Около десятка таких нац. парков имеют туристскую инфраструктуру и их администрации взаимодействуют с турфирмами, берут деньги за экскурсии. Для групп туристов предусмотрены программы показа местных достопримечательностей, созданы какие-то условия для проживания. Программы предусматривают в одних местах — восхождения на горы и скалы к водопадам и др. красотам, в других — животные: слоны, обезьяны, растительный мир — напр. гигантский цветок раффлезия, который специально показывают туристам в парке на склоне горы Маунт Кинабалу.

Древнее местное население, проживающее в центре и на востоке Сабаха, куда мы направлялись, — это народ дусуны. Когда-то всех их, вместе с мурутами и живущими в Индонезии племенами называли даяками. Но правильнее будет дифференцировать так, как они сами себя различают. Хотя культуры похожи и за головами они все охотились. Последними отказались от традиционно охоты за головами муруты, чьи земли находятся южнее Кота Кинабалу. У мурутов для туристов сохраняются длинные дома, в которых они жили в эпоху войн и охоты за головами, туда специально возят любопытных европейцев посмотреть быт и танцы «дикарей».

Страховок и прививок у нас не было. Перед поездкой начали принимать раз в неделю антималярийный лариам и раз в день — тиамин эхо — витамин В1 для тонуса и защиты от комаров по способу колумбийских партизан.

Место, куда направлялись мы с Татьяной, — г. Телупид — приютился между крупными лесными резерватами. Они сохранились естественным путем, т.к находятся на склонах крутых скалистых холмов с проблемным или невозможным земледелием. В обоих нет никакой туринфраструктуры и туристы там не бывают никогда (со слов местного населения).

В городах связь отличная, и наш роуминг работает МТС и Билайн. Полно халявного интернета — в кафешках и гостиницах вайфай ловит. В поездке только посередине пути была связь возле крупной деревни. В остальных местах в джунглях связь исчезает. У меня был маленький навигатор-брелок с привязкой по координатам и запомненным точкам. Мне его хватало.

Точных спутниковых карт этой местности не было — на гуглях — старье и мутняк в большом разрешении. Но и так прорвались.

Выйдя в Телупиде на автобусной остановке, за арыком с прогнишим деревянным мостиком увидели рынок, занимающий всю большую площадь. За рынком располагался внушительный автосервис, вернее комплекс шиномонтажных, жестяных и прочих мастерских. Жилища — небогатые семейные домишки на сваях, на довольно большом расстоянии друг от друга. Улиц мне показалоь всего полторы, вернее не улица, а рогулька асфальтированного шоссе посреди частного сектора, в котором каждый ходит, как хочет. В конце этой рогульки должна быть местная управа и лесной департамент, но мы, купив на рынке 5 больших пупырчатых картофелин, дошли до развилки и свернули снова в направлении шоссе. Прошли мимо отеля, рядом с которым в кафе я посадил Татьяну и дал ей 5 ринггит, чтоб она попила что-нибудь, пока я в разведке. Там уже многие выражали искреннюю радость нашему прибытию, и чтобы не вызвать общегородской ажиотаж, я хотел свалить как можно быстрее. Дело в том, что такие, как мы, белые туристы видимо еще никогда не вываливали с мешками из проходящего в Сандакан автобуса в этом забытом богом месте. Пройдя метров 100, я вспомнил, что под холмиком рядом мост через речку Мансан, которая впадает в наш заветный Лабук. Мимо строящейся британской миссии какого-то Джозефа (пардон на фото можно увидеть, что не Джозефа, а Мартина), прошел вниз, действительно за мостом был спуск к реке, маленько заросший и заваленный камнями, но вполне пригодный. Времени было уже многовато- около 17 часов — вот-вот начнет темнеть.

Забрал свою женщину, спустились под мост и стали накачивать лодку. Стал накрапывать дождик. Детишки из домика через речку и рядом приветливо махали ручонками и посылали воздушные поцелуи. Атмосфера любви…

Когда уже в сумерках под накрапывающим дождем мы с высоких острых камней погрузились в лодку и отплыли, зрителей не было — спрятались от дождя и наблюдали из хижин на сваях. Река Мансан прозрачная и глубокая — видны плавающие рыбки вокрух лодки, у причалов — челноки местного населения, стоят мелкоячистые сетки — 1,5 см — на мелкую рыбку. Сетки заброшены с берега поперек течения и притоплены ко дну. Конец сети обозначен плавающей на поверхности бутылкой.

Метров через сто показался широкий стремительный поток — река Лабук. Танюшка с ужасом заверещала, увидев крупные волны:

— Там водопад!

— На Лабуке нет водопадов.

— А что там так грохочет?

— Не бойся, это всего лишь пороги.

— Мы сейчас разобьемся и утонем.

Вот почему женщины выдают сразу самый пессимистический прогноз из всех возможных?

— Шумит у правого берега, а мы с тобой сечас спокойненько погребем наискосок, видишь, там виднеется тихая вода и красивый пляжик с галечником. Вот и рулим помаленьку.

Уже в темноте прирулили к пляжу, высадились на галечник и пошли искать место для ночлега.

Шум порогов немного мешал спать, однако выдры орали и плюхались гораздо громче…

С чего это человек объявил себя венцом творения, царем природы, вершиной эволюции? Тот кто это заявляет всего дишь тупой, нагло-самонадеянный самозванец, своим безответственно поведением на жестоко страдающей планете роющий себе могильную яму. Хорошо бы только себе, но Он же обязательно утянет с собою всех соплеменников.

А так хорошо иногда пройтись краешком еще нетронутого человеческим варварством мира, хотя бы глазами и душой прикоснуться к миру природы, который существовал задолго до людей и, надеюсь, будет существовать после них.

Каждый день путешествия по реке — это маленькая жизнь, начинающаяся с рождения одновременно со светом дня за несколько минут до рассвета. Ты просыпаешься, отделенный от быстро светлеющего неба только тонкой тканью тента, и видишь гаснущие звезды, слышишь, как все громче поют птицы и умолкают ночные насекомые и лягушки. А потом вылезаешь из чрева походной постели, и огромные выдры прыгают в воду и с изумлением смотрят на тебя, высунув головы посреди реки, негодующе посвистывая и издавая свое странное скрипящее мяуканье.

Вся земля прямо у борта лодки, где мы спали, истоптана крупными отпечатками лап выдр. Видно, что бегая рядом по свои привычным пляжам, они стопорились, едва не наткнувшись на нас. Так вот кто тут недовольно крякал, прыгал по земле и плюхался в воду, пугая робкую Татьяну!

Фотографировать выдр в реке в рассветном тумане мыльницей — пустая затея. Получаются только круги на воде и какие-то пятна. Приятнее наблюдать за их быстрыми кульбитами с переворотами на поверхности, странными играми с криками, выпрыгиванием и шлепками по воде, тем более их время — ночь и короткий серый рассвет — уже заканчивается, с приходом солнца они всегда исчезают в своих глубоких норах.

Всю поездку температура была как и круглый год в этих местах. Днем, если светит солнце — до 32 градусов в тени, а на солнышке лодка раскалялась, так, что рукой не прикоснешься. Приходилось стравливать давление, да брызгать на баллоны, грозившие лопнуть. Вечером очень постепенно начинает падать и самая прохлада — это перед рассветом 23 градуса. Мы даже зябли в такой «холод» — кутались в куртки.

Нам предстояло проплыть мимо мощного скального массива Биду-Биду, покрытого реликтовым тропическим лесом. Здесь с 1984 года создан лесной заповедник Биду-Биду, площадью 160 кв. км. Самая высока точка — 648 метров.

Скалы, поросшие лесом, круты и очень труднопроходимы, дорог и троп почти нет. Все доступные местности вокруг резервата уже вырублены и засажены масличными пальмами. Никаких охранных ограждений или вывесок с надписями нет.

В некоторых местах Лабук течет прямо под склоном холма, густо поросшим тропическим лесом. С массива в Лабук впадают 2 реки — Бангау-Бангау и Терусан. В почве массива крайне высокое содержание токсичных тяжелых металлов: никель, хром, кобальт, магний. Родники, которые я находил, на поверхности окрашены в коричнево-красный цвет, вода пахнет сероводородом, на вкус — омерзительная отрава. Там где родник, не успев смешаться с рекой, течет по речному галечнику, камешки окрашиваются снизу фиолетовым, а сверху — рыжим цветом.

Палатку, исходя из свего опыта пребывания в тропиках, я не беру. Под тентом не так душно, как в палатке — сквознячок. А комаров по сравнению с Россией летом — так в тропиках вообще нет. Редко прозвенит что-нибудь. Сетки были, но мы их даже не доставали — нужды не было.

В Мансане была прозрачная вода. Затем сворачивали в некоторые притоки Лабука, где тоже набирали прозрачную воду. А в Лабуке вода несется быстро между лессовых и глинистых почв. Сыр-Дарья отдыхает — в Лабуке вода еще желтей — весла не видно. Песок надо отцеживать через майку, а потом еще отстаивать часа два.

Труба, которая торчит из каменистой стремнины — это наше первое приключение. Пока мы мирно гребли и тренировались в управлении, появилась впереди эта стремнина — видимо половодье недавно снесло паромную переправу. Подгребая к свае, (Татьяна была еще впереди, это потом я ее в хвост пересадил) Таня запищала. — С какой стороны обходим? Я как обычно путаю «слева» и «справа», сам гребу влево, Татьяна — вправо. Нас разворачивает и со всего размаху середкой припечатывает к столбу. Здесь и произошел первый привал.

Лодка прекрасно справилась. Ничего из себя не исторгла, кроме бутылки с водой. Татьяну с лодкой вместе, с трудами великими сдернул со столба. Накипятили чаю, пообедали и дальше поехали.

Такие воздушные мостики, соединяют половинки деревень местных жителей. Население там приветливое и даже робкое. Встречные моторки всегда сбавляют ход, хозяева вежливо здороваются, проплывая мимо.

Рыбу я ловил, но без старания, в самом Лабуке она мелкая, как аквариумная. Там часто встречали речных варанов — крупная ящерица с плоским хвостом. Это существеннее, чем мелкая рыбешка.

Но задача охоты не стояла (я даже от греха подальше не взял свой походный лук). У нас был запас сухарей и сушки с маком, картошки закупили на базаре в Телупиде, больше половины этих запасов довезли до конечной точки. Кокосами баловались — иногда даже нутро не ели, только молоко. Кокосы там огромные и вкусные. Молоко под самую пробку. Достаточно много диких съедобных фруктов.

На этой стоянке я пробовал поставить закидушку с крупным земляным червяком. Какая-то мелочевка обгрызла наживку. Кроме мелких зеленых рыбок, в Лабуке по моему водятся крабики и креветки. Сейчас роюсь в энциклопедиях, хочу понять, что за животное крутилось вокруг нашей стоянки ночью, ладошки на песке оставило, как человечек или обезьянка — пятипалые, довольно крупного размера, но с коготками острыми. На его какашке мы сфотографировали очень красивую голубую бабочку.

Русского языка местное население не знает, однако многие слышали, что есть такая страна Россия. Они не представляют себе наличия других стран, кроме Британии — которая посылала к ним цивилизаторов. миссионеров и прочее. Туристы здесь другие практически не бывают, ну может еще австралийцы, что небольшая разница — это белобрысорыжеватые ленивые саксы. Они тусуются по городам и турпутевочным маршрутам. Там, куда мы добрались, туристы не были никогда. Люди внутри страны общительные, порядочные и добросердечные. Многие знают несколько слов по-английски, чего вместе с жестикуляцией хватает, чтобы купить продуктов и сувениров, и выяснить, что можно есть, а что нельзя.

Пока неподалеку от реки первых километров 10 шло шоссе Кота-Кинабалу — Сандакан. Мы миновали две паромных переправы — толстый канат, переброшенный с берега на берег, и мотобаржа для перевозки автотехники. Проскакивали мимо с острожностью и побыстрее, поэтому фотографий не осталось. Третья перепава была разрушена — это где мы застряли на столбе. Далее река повернула на север и с дорогой мы навсегда разминулись.

В конце дня — часа в 4 по местному времени, стал накрапывать теплый дождик, а потом разразился настоящий ливень. Мы вынужденно пристали у очередного каменистого переката, накрыли лодку тентом и стали под фиговое дерево переждать дождь. Постепенно он стал проливным и даже прохладным с громом и молнией. Обождав пока он чуть притихнет, мы сделали вылазку — взяли маленький тентик, натянул его под ветками дерева, чтобы перенести туда вещи. Решили устраиваться на ночь здесь же, т. к. уже прошло около 2-х часов. С нами вместе в километре ниже к островку пристали местные рыбаки, их также остановила гроза, — они соорудили бамбуковый каркас и покрыли его клеенкой. Там часть из них села переждать дождь, а двое поплыли вверх на моторке в разведку. В тенте на нашей лодке накопилось много дождевой воды и мы заполнили все имевшиеся емкости чистейшей питьевой водой, в ней заваривали чай — эта вода лучше самой очищенной речной.

Местные рыбаки после грозы почти до рассвета рыбачили — кидали на мелководном перекате сетку накидку (у меня такая тоже есть), таскали какой-то бредешок. В небольшой мешок типа нашего вещмешка накидали мелочевки с палец размером, я специально смотрел — ничего существенного не поймали. Сетки ставные — с мелкой ячеей -1,5 см.

Наш лагерь — спали в гамаках, Татьяна под сеткой — боялась здоровенных жуков, которые жужжали ночью.

Из ствола ночью, поврежденного палкой подпоркой, потек сок просто струей и намочил Татьяне гамак в районе ног, опять мне была забота — устраивать веревочками сток на землю.

Над нами нависал скалистый крутой склон уже упомянутого холма Биду, поросший непроходимыми джунглями с лианами и огромными папоротниками.

Рыбаки на рассвете продолжили ночную рыбалку, почистили сети и уплыли. Мы обычно начинали просушку вещей после восхода солнца. Вечером и ночью все надо прятать под тент от влаги, там очень высока влажность — рядом экватор. А в первой половине дня, солнышко палит так, что за пару часов можно все что необходимо просушить. Ну и не позже 10 часов утра, просушив вещи, позавтракав и накипятив при необходимости воды, мы отплывали дальше.

Когда мы увидели первые крокодиловые следи на грязной косе, Татьяна сжала губки и заявила, что больше не выходит на берег.

— И вообще давай греби отсюда побыстрому экстремал хренов.

Думаю крокодил был не очень крупный — ладошки у него были размером с Татьянину, поменьше моей. Отпечатки были свежие и очень четкие — даже чешуйки на пальцах просматривались.

Следы крокодилов мы находили и позднее.

Мартышки

Серые мартышки были первыми обезьянами, порадовашими нас своим появлнием.

— Что это за птичка там на макушке дерева сидит? — спросила Таня.

— Это мартышка, вернее — Мартын, мордастый и пушистый.

— Да, точно, теперь вижу.

Мартыш переместился не полметра левее и Таня потеряла его из виду. Когда проплывали по его деревом, в ветвях видны были копошащиеся маленькие обезьянки — самочки и подростки. С этого момента и на левом и на правом берегу мартышки попадались постоянно каждые 15 минут стайками от 6–7 до 20 штук. Похоже их там больше, чем зайцев в Казахстане. Причем местные племена поступают с ними также — стреляют и съедают. Кряканье мартышек слышно повсюду, даже на окраине селений. Близость крупного нетронутого лесного массива Биду-Биду является резервом пополнения численности мартышек.

Это только предположение (впоследствии подтвержденное прибрежными жителями) Как охотятся лично не видел, но во время одной из ночных охот наш лагерь находился очень близко и я слышал звуки моторки, выстрелы и могу предположить, что ребята, которые во время нашей высадки на песчаный берег плавали в протоку рядом на разведку, засекли там дерево, где сидят мартышки. Через пару часов после наступления темноты потихоньку притарахтели обратно, вылезли и фарой осветили снизу дерево. По светящимся глазам стреляли с интервалом 3–5 минут 5 раз подряд на одном и том же месте. Видимо бедные мартышки просто не могут ночью удрать. Упавших собрали и поехали тушить с рисом.

Во второй половине дня обычно собираются дождевые тучи.

Деревни дусунов прятались в густой растительности.

Хотели купить у селян кокосов, они нас наделили ими даром, так что съесть не смогли все. Еще долго местные фотографировали русских из Москвы в лодке. Неизвестно кто из нас экзотика?

Утром четвертого дня увидели единственный автомобильный мост на нашем пути — знаменательный ориентир.

За мостом заночевали на высоком берегу у края пальмовой плантации. Здесь на рассвете наблюдал купание целого семейства выдр. Крупные — размером больше, чем местные собаки и в 2–3 раза больше российских выдр. На фотках в воде с трудом можно различить их головы.

Едва заметная тропа вела с берега на плантацию. Кроме заготовленных в пакетах саженцев для высадки на новой расчистке, на плантации был убогий домишко на невысоких сваях, возле него валялся мачете, пустая канистра. В домике из мебели было только пару грязных тряпок и клеенка. В траве ползала какая-то сколопендра гигантских размеров.

На берегу в деревне застукали трех девчонок за постирушками. Девки симпатичные — с пухлыми титьками и попками, пока мы их собирались сфоткать, попрыгали в воду и спрятали свою красотищу, заразы.

В большой деревне впервые увидели мусор на берегу. В диком Биду проблематично было найти даже обрывок полиэтилена. В деревнях у реки туалет устраивают на помосте прямо плавающим на воде. Мусор тоже бросают в реку.

Приближалось море, видно было, что сюда уже по глубокой воде заходят морские суда за грузами. Ближе к морю река стала шире, течение медленней. На берегу сложены приготовленные к отправке стволы ценных тропических пород. Дерево темное, красноватое, очень тяжелое и крепкое. Пальмовая древесина никуда не годится — пористая и быстро гниет.

Не все плоды съедобны. Вот например красное яблочко на тонкой лиане — ядовито, даже мухи не садятся, хотя птицы выклевывают семена.

Молодой кокос полон молока и мякоть слишком нежная.

Последняя ночевка перед поворотом в мангровую протоку — Сунгаи Пеландок. В траве появились крабики. Слово мангры вызывает у Татьяны панику и ужас, я уже предчувствую песдес. Прокусит мне сзади шею от страха.

_________________

Обезьяна-носач — пробоскис или хоботная обезьяна. Обезьяна уникальная. обитает только на Борнео. Это одни из самых крупных нечеловекообразных обезьян. Самец весит 23 кг. У его самки маленький острый носик и она весит 7–11 кг. Самец носач — толстопузый, у него многокамерный желудок для переваривания вегетарианской пищи. Еще один аргумент тем глупцам из числа людей, котрые не едят мясо: сначала заведите себе желудок, как у пробоскиса…

Хоботок у самца — его половой признак. Он подвижен, когда самец трубит, хоботок выпрямляется и резонирует. Самец с наибольшим носом пользуется большим спросом у самок. Обезьяны носачи (Nasalis larvatus) очень сексуально озабоченные обезьяны, один носатый самец содержит не менее 10 самок в гареме (научно доказано, что носачи спариваются как минимум девять раз в день).

Так как пробоскисы крупные (много мяса), на них охотятся местные дусуны — но это запрещено законом. Хотя говорят у них особенно вкусное мясо, видимо соблазн большой. Прибрежные дусуны — мусульмане не едят обезьяньего мяса.

В Сабахе носачей насчитывают около 2000 особей, хотя мне показалось, что их довольно много, раз спокойно вылезают на берега Пеландока, а там острова, покрытые манграми очень велики по площади.

Фотка носатого самца переснята телефоном с рекламного буклета, у меня оператором была Татьяна — после «фотосессии» самца на фотках вообще не обнаружил, только приведенная обработанная фотошопом самочка, она была почему-то в самом углу кадра. А самец наш был еще жирней и носастее, чем этот на буклете.

Люди (туристы) специально ездят посмотреть на них возле Сандакана — частное владение на побережье — Лабук Бей — там сохранен зажатый со всех сторон плантациями пальм участок мангрового леса, где постоянно живет около 60 пробоскисов, которые выходят к специальному помосту, куда выкладывают для них подкормку.

Мы видели небольшую стаю в дикой природе вблизи мангровых островов, утром, когда плыли по протоке Пеландок. Толстый носач — папашка сидел на ветке и что-то грыз, не обращая на нас внимания, рядом лазали маленькие самочки. Я ему поцокал по-мартышечьи, но носач даже не хрюкнул в ответ. Говорят, что в течение 10 лет они могут совсем исчезнуть, надеюсь, что такого не случится… Там, где мы их видели, живут не много людей и обезьянам есть, где прятаться и кормиться. Но все равно хорошо, что довелось увидеть это уникальное животное в природе.

Недалеко перед поворотом на Пеландок на правом берегу реки наблюдали трех крупных (больше мартышек, но мельче пробоскисов) черных обезьян. Если это те, о которых я думаю, то нам повезло больше, чем многим зоологам за последние 50 лет. Черные лангуры считались вымершими и их снова удалось обнаружить и сфотографировать только в январе 2012. А тут в апреле мы плывем и они на веточке сидят ягодки кушают. Думаю их не могли долго обнаружить из-за острожности. Их было всего три, и близко они не подпустили — ретировались по дереву на невидимую сторону.

В этом году куплю настоящий фотоаппарат, которым можно будет снимать такие объекты. Ну, а мыльница снимает, как получится-то Танин пальчик, то мутнячок. К тому же на пятый день в объективе появилась какая-то испарина, левая половина фотографий получается не в фокусе, а вспышка вообще проявляет капли воды внутри объектива.

_________________

Целые берега на протяжении километров в манграх заросли сплошной стеной своеобразного шестиметрового «камыша» — это пальмы нипа, весь ствол которых находится под водой и грязью, а снаружи торчат лишь плоды и листья. Это весьма ценное пищевое растение, которое в данной дикой местности почти не используется. А между тем, в Таиланде пальма считается более продуктивной с точки зрения добычи сахара, чем сахарный тростник.

Пальма нипа — съедобные орехи — если их расколоть -внутри мякоть, напоминающая нежный кокос, более сладкая. Когда срубают бутон орехов, на оставшийся отросток надевают бамбуковую трубку, в которую собирается густой сиропообразный сладкий пальмовый сок. Это сырье для изготовления пальмового сахара, из которого соответственно делают вино, спирт, уксус. Два раза в день трубки проверяют, сливая сироп. при необходимости конец отростка подрезают — со свежего среза лучше течет. И так месяца два доят каждую пальму. В пищу можно использовать кочанчик цветочных бутонов, молоденькие побеги мангровой мальмы. Листья — аналог жесткой прочной соломы для различных поделок, изготовления корзин, циновок и прочее.

По реке Пеландок, которая по сути является пойменной протокой, соединяющей две реки в месте впадения их в море, вернее в Тихий океан, мы плыли практически до темна.

В мангровом лесу трудно найти место для ночевки. Тогда я еще плохо представлял себе, что такое отливы и приливы, меня лишь удивляло, что подплывая к высоким корням мангровых деревьев, я обнаруживал на уровне собственной головы жидкую грязь — ил, которым были покрыты ветки и корни. Нельзя сказать, что возвышенных мест не было совсем, но с приближением к заливу их становилось все меньше и они становились менее удобными для высадки.

Одно из мест на высоком поросшем травой берегу я обследовал около 14 часов дня. Татьяна на него вылезать отказалась и все нудила, что надо плыть дальше. Я чувствовал, что мне песец — загребет меня до полусмерти, но залез обратно и погреб.

Понаблюдав носатых пробоскисов, мы периодически подплывали к берегу, чтобы взять образцы интересных плодов и ягод, рассматривали слоновые выходы на речные заболоченные и заросшие гиацинтами берега. Очень много среди классических, любимых обезьянами мангров, стало встречаться больших участков сплошь поросших сахарными пальмами нипа с их шестиметровыми листьями.

К 16 часам дня стали присматриваться к берегам, но отлив обнажал большие участки илистой мангровой грязи, по которой ползали илистые прыгуны, а протиснутся в джунгли среди плотной стены пальм нипа даже не пытались.

Начало греметь в небе, сверкали далекие молнии, однако мы сами плыли навстречу грозе. В конце концов дождь встретил нас. Первый поток с небес мы переждали в манграх, там я сорвал пару мангровых плодов, любимых обезьянами — зеленых «яблочек», имевших своеобразную луковичную форму — кончик был вытянут.

Затем второй поток дождя, уже довольно сильного, пережидали, привязавшись к корням и укрывшись тентом. Но время шло, и уже начало смеркаться, а дождь все не кончался и гроза громыхала над головой.

Когда ждать надоело, я вылез из-под тента, и не обращая внимания на дождь и молнии продолжил плавание в надвигающейся темноте. Молнии сверкали над головой, Татьяна взвизгивала, а мы потихоньку плыли вдоль илистых топей, поросших манграми.

Татьяну одел в плащ-дождевик, а сам некоторое время старался не обращать внимание на дождь, пока он не показался совсем ледяным — спина заломила от холода. Тогда я сам надел дождевик, третий напялил сверху на рюкзак, чтобы он меньше промокал. Вещи наши остались сухими, т. к. все, что нужно было сохранять от влаги мы упаковывали в большие полиэтиленовые мешки для мусора. Так греб я довольно долго, пока после очередного поворота Пеландок не раздвинулся во все стороны до горизонта, а нас закачало на длинных океанских волнах.

Мы вплывали в залив, дождь стал потихоньку прекращаться, а потом и гроза умолкла, Татьяна поначалу вякала, что нигде нет берегов, но минут через двадцать горизонт снова зачернел мангровым лесом. В темноте мы приближались к берегу, а на востоке вдали сверкали электрические огни рыбацкого поселка.

Берег оказался в отлив также покрыт илом и не пригоден для высадки, постепенно мы проплыли мимо двух устьев рек, с юга впадавших в залив, из них несло целые острова гиацинтов. При свете фонарика не решились искать пристанища, свернув в эти реки, а решили плыть до поселка. Когда Татьяна светила фонарем в воду, на нас прыгали потерявшие ориентацию рыбы, стукались в руки, весла и борта лодки. Мне показалось, что рыба в заливе кишит, как в садке. Около 21 часа добрались наконец до первых причалов рыбацкого селения, освещенных электрическими огнями. До домов и даже до выдвинутых в море причалов на сваях было сотни метров жидкой непролазной грязи. Так мы двигались вдоль поселка и нигде нельзя было нормально приблизится к берегу. В самом конце — у последнего причала я решил грести по грязи насколько возможно. Действительно, грязь позволила наше плоскодонке, хоть и нагруженной, приползти к причалу. Оставалось около пяти метров, которые я преодолел, спрыгнув в ил и утонув нем по самые яйца. Подтащил к лестнице за веревку лодку с Таней, вылез наверх и осмотрелся. В поселок с помоста вела узкая дощатая дорожка на сваях, сам помост был чистым до того как я его заляпал своими грязными ногами, на досках лежали перевернутые лодки и сушились сети. Таня сказала, что в грязь не полезет и будет тут сидеть в лодке до рассвета. С трудом уговорил ее попробовать, что мол я ее вытащу не запачкав. Выдернул ее на лестницу, а на помосте она уже приободрилась. По одному отвязал и оттащил наверх наши рюкзаки и сумки, лодку оставил привязанной внизу. На причале под крыше было тепло и сухо, я привязал там гамаки и развесил для просушки тент.

По помосту к нам пришли два молодых парня. Представились, старшего звали Хасим, его брата по-китайски язык сломаешь. Хасим говорил немного по-английски. На помост они приходят справить нужду и подмыться. Сами — филиппинские гастарбайтеры, которых нанял вождь местного поселения для строительства дороги. Он сказал, что «капитан» (вождь) — вери гуд мен, живет рядом в хаус, и мы должны идти к нему представиться.

Я взял паспорта и попросил Хасима проводить. Тот пошел со мной, а Татьяна с его братом остались на помосте.

Там, с ужасом глядя на нашу лодку, брат ткнул в грязный берег пальцем и повторял:

— Крокодайл, вери биг крокодайл.

— А че бывали случаи? — наивно спросила Татьяна по-русски.

— Ес-ес, крокодайл.

— Биг? — Татьяна раздвинула руки на метр.

— Биг хед, — сказал китайский брат и раскинул руки насколько мог, показывая какая башка у местного крокодайла.

В доме нам отозвалась жена капитана, которая сказала, что хозяин вышел по делам. Подождали минут пять, смотрим идут двое невысоких пожилых мужчин. Один из них оказался капитаном. Я коротко ему представился, показал документы. К паспортам он отнесся прохладно, даже не посмотрел на них, зато внимательно меня оглядел и выслушал мой доклад, который помогал мне изложить мой новый знакомый Хасим. Потом мы вместе вернулись и осмотрели нашу лодку и имущество. Здесь я изложил наш маршрут, что мы шестой день плывем из Телупида на лодке по стране непуганых обезьян. Также я услышал повтор про крокодайла, и что очень опасно болтаться в зоне отлива ночью, так как только в темное время крокодил приплывает поохотиться на людей.

Потом нам было предложено «копи дринк» и мы с Татьяной проследовали в гостеприимный капитанский «хаус», где нас угостили кофе с молоком и сладкими пирожными с кокосовой начинкой. Пришли еще пару соседей послушать наш рассказ. Гатарбайтеров в дом не пустили — Хасим с братом отправились в свой шалаш, с нами присутствовали ближайшие родственники капитана и какой-то «зять», который хорошо говорил по-английски — лучше меня.

Посидев часа полтора за разговорами, я попросил капитана организовать такси или какую-нибудь машину для отъезда в Сандакан на завтрашнее утро. Он заверил, что такси будет вызвано. Маршрутки дешевле, но с нашим барахлом очень далеко шлепать по грязи, мы уверили, что такси будет лучшим решением, т. к. задолбались и ползти по грязи и ждать автобуса не хотели. Затем мы раскланялись и пошли ночевать в свои гамаки. Капитан с женой предлагали лечь у них в хаусе — спали они без кроватей, просто на выпуклом полу стелили матрасы и одеяла и под вентилятором спали вместе дети и взрослые. Дом на сваях был просторный, но простой, деревянный.

Под помостом бегали куры, ползали в мусоре крабики. Мы в доме спать отказались и они пошли посмотреть, как мы ляжем на причале. Наши гамаки вызвали уважительное одобрение. Мы завалились спать, правда еще двое пацанов, не зная о нас, приперлись с ведром чистой воды, чтобы помыть задницу, а я не поняв донимал минут десять расспросами. Пока до меня дошло наконец, что они хотят. В это время (после 23 часов) я заметил, что стала прибывать вода. И очень быстро — гиацинтовые острова поплыли обратно в реку. Я отвязал лодку внизу и привязал веревку у самой верхней ступени.

До утра мы спали нормально, примерно за час до рассвета начали отъезжать моторки. Максимальный прилив повысил уровень воды более чем на два метра — теперь море плескалось прямо под помостом. Начался утренний отлив и буквально к рассвету вода снова ушла, обнажив грязь, однако утренний отлив менее мощный — уровень воды остался примерно на полметра выше, чем вечером. В грязи под помостом ползали илистые прыгуны.

Пришла молодая женщина с сачком и стала лазить в грязи пока вода еще не совсем ушла — за несколько минут наловила в ведро килограмм креветок. Часов в 6 мы вылезли и стали наводить порядок, мыть свое добро, пока вода была рядом, собирать имущество. Появился капитан и позвал в дом «копи дринк».

Угостили нас отличным завтраком — макароны с соусом и яичницей по-малайски — яйцо сверху и снизу обжарено, внутри всмятку. Затем сладости. Мы со своей стороны угостили остатками сушек и сухариками. Сушки с маком понравились такого блюда у них еще не бывало.

Местные рыбаки придерживались мусульманской веры. Принадлежали они к народности баджао или прибрежным дусунам, я точно не знаю, спрашивать было неудобно. Дусунских национальных признаков типа коротких черных рубашек и вычурных головных уборов не было.

Деревня, в которую мы прибыли, называлась Шери Менанти. Капитан являлся вождем трех рыбацких деревень округа Белуран — помимо своей в его подчинение входили Кампунг Аир (Вода) и Кампунг Керамат (Священный). При этом человеком он был скромным добросердечным и простым. Когда я спросил, не могут ли что-нибудь украсть с помоста в наше отсутствие, он сказал, что со стороны деревни никто ничего не возьмет, а со стороны моря — могут приплывать разные люди, за них он не поручится.

Ожидая такси, мы смотрели, как нанятые филиппиские гастарбайтеры строят дорогу к дому вождя, а затем была довольно долгая поездка в «Природный город Сандакан»…

Теги: Экстремальный отдых, Пляжный отдых, Культурно-познавательный туризм