Я раз десять, наверное, начинала писать рассказ о Венеции. Один абзац, другой, третий… нет, опять широкий росчерк клавишей «Delete», это все не то. Не то, не так, как-то банально и пошло. Это все подходит для пластиковой вегасовской копии, но не для реальной Венеции, нет. А как я хочу, чтобы было «так» — я не понимала. И до сих пор не понимаю… Мысли смешались в кашу. Самую натуральную, овсяную, пшенную, может манную… а может все сразу, фьюжн — как нынче модно говорить. Об отсутствующих или хорошо, или никак — но мне реально грех жаловаться на ушедший 2016 по части впечатлений. Их было столько, что это уже начало напоминать какой-то гротеск — хрустальные брызги Нормандии, пронзительный гентский ветер, брюжский ватерзой, невозмутимо прекрасная махина кёльнского кафедрала, окруженная каким-то нелепым карнавалом. Роскошно-элегантный Париж, классика французских замков, монохромная готика Амьена и Шартра, и сразу же — как взрыв из леденцов Скиттлс в рекламе — буйство красок итальянских Чинкве Терре и Портофино, красная средневековая Сиена, кипарисы Тосканы, Бароло, Брунелло, Вино Нобиле и синдром Стендаля под занавес.
А потом опять, после коротенькой передышки — изумрудные виноградники и глянец черепичных крыш Бургундии, монументальные развалины Клюни и сияющий огнями Лион. И непередаваемая красота французских Альп. Еще чуть-чуть перевести дыхание, набрать в легкие побольше воздуха — чтоб с головой нырнуть в Актвитанию, как в какой-то иной мир, совершенно неизвестно каким чудом обнаруженный на нашей планете. Вот такая вот овсянка, сэр. И тут на все это, контрольный в голову, свалилась Венеция.
Я никогда не забуду то чувство, когда ясным февральским днем три года назад мы с подругой вывалились на свет божий из убого-серо-бетонного здания железнодорожного вокзала Санта Лючия, что в славном городе Венеция. В списке самых растиражированных брендов Венеция уверенно занимает лидирующие позиции. По количеству фотографий, картин, постеров, обоев на рабочий стол и прочей лабуды с видами Венеции с ней может соперничать, наверное, только Париж со своей Эйфелевой башней и мельницей Мулен Руж. Знаменитые гондолы, кривые арочные мостики, рыже-красная кампанила на площади Сан-Марко, изящный абрис Сан-Джорджо Маджоре между морем и небом — мы все это так хорошо знаем что, кажется, бывали там уже миллион раз. Но реальность все равно превзойдет все самые смелые предположения.
Венеция сбивает с ног сразу же. Настолько, что моя подруга, маленькая блондинка, за которой как-то и не заподозришь никогда ничего подобного, выпустила из рук свой чемодан и от переизбытка чувств выдала в соленый венецианский воздух что-то такое, что однозначно выдавало в нас «русских душою». Как там Задорнов говорил, материться на солнечную дорожку? О да, в этом несомненно что-то есть:)
Тогда мы были настолько поражены и поглощены увиденным, что сил наших, и эмоциональных и физических, хватило только на экстерьер. Да и три дня в Венеции — это же просто ни о чем! Что можно увидеть за три дня в таком городе, в котором, как в сундуке из «Острова сокровищ», драгоценности свешиваются через край???
Конечно, мы сходили в Сан-Марко и в Санта-Мария делла Салюте, в Скуолу Гранде ди Сан-Рокко (пропустить Тинторетто я не могла ни при каких условиях) и во Фрари (Ассунту Тициана — тоже), а все остальное время только выписывали немыслимые зигзаги по калле и капмо, рио терра и понте… Научиться прямо ходить в Венеции — задача непростая даже для того, кто топографическим кретинизмом не страдает, но и в этом тоже есть определенное венецианское удовольствие.
Но в этот раз Венеция встретила нас… слезами. Красавица была в печали. Нахохлившись мокрой чайкой, она завернулась в вуаль белесого тумана и изливала на мрамор палаццо и зелень каналов потоки дождевой воды. Сначала я тоже расстроилась, и далеко не сразу сообразила, как же нам на самом деле повезло. Ну и пусть это не совсем «Аква альта» — доведись нам в полной мере застать этот знаменитый венецианский аттракцион, вероятно, это было бы не так уж и весело — но все равно, не каждый день удается увидеть собор Святого Марка, отражающийся в зеркале покрытой водой площади Сан-Марко. Декорации меняются в мгновение ока — площадь, в обычные дни запруженная туристами, превращается в бассейн для чаек, и чувствуют эти наглые толстые птицы себя тут как полные хозяева жизни. Туристам же остается только натянуть на себя толстые непромокаемые бахилы и жаться к мосткам и галереям.
Вода в лагуне стоит так высоко, что кажется — всего еще один миллилитр этого непрекращающегося дождя, и она перельется через набережные и устремится в город. Рива Скьявони, Славянская набережная, у причалов которой моряки из далеких северных стран когда-то швартовали свои корабли, ощетинилась непрерывным строем черных гондол, они не сильно востребованы в такую-то погоду. Фантом Сан-Джорджо Маджоре тает в водяном мареве — и кажется, что по этой «высокой воде» к нему можно дойти аки посуху.
Но все же долго изворачиваться с зонтом в одной руке и фотоаппаратом в другой — довольно утомительно, как бы ни была прекрасна эта дождливая Венеция. И за что я люблю путешествия в несезон — так это за немноголюдность и почти полное отсутствие очередей. В Венеции, конечно, несезон — это понятие абсолютно условное, туристы ломятся в город-музей круглый год, но думать о том, что тут творится летом, мне даже не хочется. Подозреваю, что это Содом и Гоморра. И все же очередь в Палаццо Дуккале была невелика, хотя двигалась она с черепашьей скоростью. Прячась от дождя под мраморной стрельчатой аркадой, я размышляла о превратностях погоды и архитектуры одновременно.
Дворец дожей — в том виде, к котором мы его видим сейчас, конечно же — был построен на месте значительно более ранней крепости, неоднократно горевшей. К тому времени венецианские дожи уже как-то умудрились договориться и со своим собственным населением — спалить резиденцию правителя было тогда действенным средством выражения общественного мнения, и с соседями, так что строить новую неприступную крепость, обнесенную частоколом, как практиковали на твердой земле еще много-много веков, необходимости не было. Да и море всегда было верным союзником венецианцев во всех их авантюрах. Так что, словно бы подчеркивая ирреальность своего города, выросшего последи морских волн, они и главный дворец Республики словно бы перевернули вверх ногами — мощные неприступные стены оказались вверху, а невесомая ажурная галерея — внизу.
Эта самая галерея, должно быть, прекрасное место, куда можно спрятаться от летнего солнцепека — но она совершенно непригодна для защиты от ветра. Который, в городе посреди моря, конечно же, должен быть!!! Но… его не было. Стоя практически на набережной, под потоками только усиливающегося дождя, я не ощущала абсолютно никакой сырости, о которой в один голос твердят все путеводители о Венеции. Мне не было ни холодно, ни сыро. В Петербурге, прозванном Северной Венецией, при такой же погоде пробирает просто до костей.
Я страшно люблю венецианскую архитектуру — это белоснежное мраморное кружево, не кипельно-белое, а с благородными морщинами, отметинами времени. Потрясающий синтез северной готики и знойных арабских мотивов с изысканной византийской роскошью. Отстояв наконец очередь и войдя в Палаццо Дуккале, я надолго зависла в его внутреннем дворе, зачарованная, как кобра перед факиром, стройными рядами беломраморных колонн.
В самом дальнем конце двора, там, где в него вклинивается собор Сан-Марко, находится удивительная мраморная лестница — Скала деи Гиганти. Раньше она вела в покои дожа, сейчас же на ней заканчивается визит в музей, но я хочу показать ее вам в начале. Лестницу, богато украшенную резным каррарским мрамором, венчают две скульптуры работы Якопо Сансовино — Марс и Нептун, покровители Венеции. Особенно меня заворожила фигура Нептуна — то ли волосы, то ли волны, и еле-еле намеченное скульптором посреди этой пучины лицо…
Но не меньшее потрясение ждало внутри — огромные залы палаццо — конечно, я утрирую сейчас от переизбытка чувств, но каждый из них мне показался чуть ли не нашим Конногвардейским манежем — плотно набиты (извините, я не могу подобрать другого слова…) шедеврами живописи мирового значения. Я реально было готова сесть на пол прямо тут, потому что передвигаться, когда со всех сторон на тебя взирают Тинторетто, Веронезе и Тициан, даже просто физически тяжело. Венецианцам явно была свойственна гигантомания — малые живописные формы не для них, и в этом легко убедиться где угодно — тут, в церквях и соборах города, в галерее Академии…
Многие из шедевров, изначально украшавших залы, погибли в пожарах 1574 и 1577 годов — но были оперативно заменены на новые, выполненные теми же мастерами. Дожи заботились о том, чтоб их дворец, символ могущества Венецианской республики, производил должное впечатление… А зачем такие масштабы, спросите вы? Дожи же не парады устраивали в зале Советов? Нет конечно же. Просто народу, принимавшего участие в решении государственных вопросов, было много — структура венецианской администрации являла собой необычайно сложную многоуровневую систему, созданную с одной-единственной целью: контролировать первое лицо своего государства. Демократия в действии, нам бы так… И они все собирались тут, под бесценными шедеврами Тициана и Веронезе.
И несомненное маст си во дворце дожей — это находящаяся в том же Sala del Maggoir Consiglio самая большая картина в мире — «Видение Рая» Тинторетто. Исследователи считают, что при создании этой работы Тинторетто входновлялся описаниями рая из «Божественной Комедии» Данте — да это и неудивительно, учитывая то, какой эффект оказало это произведение на умы и души в тогдашней Италии. Это колоссальное полотно, по силе эмоционального воздействия сопоставимое разве что только со «Страшным судом» Микеланджело, было создано семидесятилетним!!! Тинторетто.
Я не очень хочу сейчас перегружать вас исторической информацией о строительстве палаццо или перечислять поименно все шедевры, что тут находятся. На роль Википедии я не претендую, а кому захочется узнать все детально — это легко можно сделать, о истории и искусстве Венеции написано множество книг. Мне же сейчас намного больше хочется показать вам живую картинку этого волшебного города, предать эмоции и настроение.
А что касается настроения — то одно место мне нравится намного больше огромного и помпезного дворца дожей. Наверное, именно потому, что оно намного уютней и камерней, там нет этих подавляющих своим величием объемов, этих нереальных по своим размерам золоченых плафонов на потолках, под которыми ну просто совершенно немыслимо не чувствовать себя крохотной букашкой… И никогда не бывает толп туристов. Что крайне удивительно, потому что место это — шедевр от и до. Я говорю сейчас о Скуоле Гранде ди Сан Рокко, куда мы побежали сразу после Палаццо Дукале. Что ж, если дождь не дает нам наслаждаться прогулками — пусть первый день в Венеции будет днем Тинторетто, это далеко не самый худший выбор!
Этого «Маленького красильщика» я отношу к величайшим религиозным живописцам всех времен и народов. Совершенно невозможно себе представить, что творилось в голове у этого человека, и какой космической энергией он питался — но ведь все знают историю о создании цикла картин, посвященных Святому Роху, в одноименной скуоле. 23 года Тинторетто расписывал плафоны для этой скуолы, причем практически за бесплатно! Ему оплачивали только стоимость материалов. И, видимо, параллельно с этим он успевал создавать и другие свои шедевры, хотя бы потому, что семью нужно было кормить, а семья у него была немаленькая, 8 детей все-таки! Скорость, с которой Тинторетто творил, просто поражала современников и стала самой натуральной притчей во языцех в тогдашней Венеции.
Мы шли к Скуоле ди Сан-Рокко улицами, абсолютно пустынными и выхолощенными дождем, и это было странное, удивительное чувство — пустая Венеция!!! Так бывает? И я опять зависла на этом мостике на кампо Сант Анзцоло — я облюбовала его еще три года назад, и фотография этих заброшенных домиков над темно-зеленым каналом все это время стояла у меня на комоде. Да, пусть это не самый открыточный вид, но этот этакий венецианский декаданс меня тогда поразил в самое сердце.
А сейчас немножко о самом Святом Рохе, которому и посвящена скуола, которую обессмертил Тинторетто. Святой Рох известен как защитник от чумы — а в Средневековье и эпоху Возрождения это была очень серьезная должность, потому что от чумы страдали страшно, она выкашивала города и страны. А Венеция — город портовый, город торговый… к ней чума захаживала чаще, чем куда-либо еще. В Венеции в то время старшим по защите от чумы был Святой Себастьян, но видимо со своими обязанностями справлялся плохо. И тут венецианцы прослышали, что был в городе Монпелье такой Рох, который умел чуму усмирять в два счета… Правда, к тому моменту он уже больше ста лет как почил в бозе, и хотя официально канонизирован еще не был — народная тропа к нему не зарастала.
Своим отношением к святым мощам венецианцы уже успели «прославиться». В конце концов, если нельзя, но очень хочется — значит можно. Или еще одна поговорка, более подходящая к контексту: «Тихо стырил и ушел называется «нашел». Нет, ну правда — покупать святые мощи это как-то совсем не «комильфо», а просто так кто ж тебе их отдаст… Вот и пришлось применить на деле еще раз уже обкатанный на мощах Святого Марка прием — то бишь украсть.
Новообретенный Святой Рох был встречен в Венеции с необычайными почестями — его сразу же сделали соправителем тьфу, сопокровителем города наряду со Святым Марком, а дож Агостино Барбариго сразу даровал статус «гранде» и невиданные привилегии вновь учрежденной скуоле — Скуоле Сан Рокко. Более того, был принят закон, согласно которому ни одна скуола в Венеции не могла превзойти Скуолу ди Сан Рокко по роскоши отделки. И действительно, роскошное беломраморное здание скуолы, отделанное разноцветным мрамором обращает на себя внимание и по сей день. Красота внешняя абсолютно соответствует внутреннему наполнению…
Зимой световой день недолог, и когда мы вышли из Скуолы — солнце уже неумолимо стремилось закончить свой рабочий день. Капризная красавица немного сменила гнев на милость, перестала лить потоки с небес и, наверное, немного застеснявшись своего негостеприимства, подарила нам просто нереальный, фантастический по своей красоте закат. Налюбовавшись вдоволь на это буйство красок в небе над Гранд Каналом, мы поспешили скорее на Сан Марко, где уже вовсю расцветали ночные цветы Венеции.
