По улицам Вильнюсского гетто...

К июню 1940 года, Вильно, где жил Якоб Генс, оставался единственным местом в Прибалтике, от куда ещё была возможна легальная эмиграция евреев, но беженцев не желала принимать ни одна страна. Следуя инструкциям своих правительств, Американское, Британское и Французское консульства категорически отказывали им в транзитных визах. Тогда беженцы обратились в посольство Японии. Консул Тиунэ Сугихара запросил у Токио разрешение на выдачу виз, но получил отказ. Ссора с Гитлером не входила в планы японцев. Сугихара на собственный страх и риск стал выдавать беженцам японские транзитные визы. По ним можно было уехать в Австралию, Америку, Китай, куда угодно, лишь бы подальше от войны. Сугихара работал почти круглосуточно, заполняя бланки от руки. Он знал, что может не успеть.
После вхождения Литвы в состав Советского Союза, 3 августа 1940 года, на её территории прекратили деятельность все иностранные консульства. В конце августа Сугихара был вынужден уехать, но даже в поезде он продолжал заполнять бланки и через окно протягивал их людям. Он спас около 6000 человек. За эти выдачи поддельных бланков, он был отстранён от дипломатической работы, уже после войны. Что заставило консула ослушаться начальства? Скорее всего, он не мог поступить иначе, потому что был воспитан по законам самурайского кодекса чести призывающего к состраданию и немедленным действию. В Израиле Сугихара удостоен титула праведника мира, в отличии от начальника Виленского гетто — Якоба Генса, хотя тот расплатился за попытку спасение евреев не дипломатической карьерой, а собственный жизнью. Якоб никогда не пытался бежать, потому что ощущал себя скорее литовцем, а не евреем. Родившись в 1905 г. в литовской глубинке, он в 14 лет ушел добровольцем в армию. После демобилизации окончил университет, получил два высших образования — экономическое и юридическое. Несмотря на еврейское происхождение, был принят на госслужбу. С приходом советской власти, чтобы избежать репрессий, Якоб Генс перебрался в Вильно, где его никто не знал, легализоваться ему помогла медсестра еврейского госпиталя.
Тем временем в литовской СССР полным ходом шло социалистическое строительство. Национализировались предприятия — в том числе и еврейские, диспутировались религиозные деятели. Но коммунистические идеи нашли отклик среди еврейских социалистов, они охотно занимали посты в партийных и хозяйственных учреждениях, что не могло не вызвать неприязнь у литовцев. Антисемитскими и антисоветскими настроениями умело воспользовались немцы, намекая что Германия избавит Литву и от евреев, и от коммунистов. В Берлине начала создаваться организация — фронт Литовских активистов. Подпольные ячейки в Литве стали из-под тишка точить ножи.

22 июня 1941 года

Около 10 часов утра над Вильнюсом появились первые немецкие самолёты, вечером началась бомбардировка, в городе поднялась паника.

Люди пытались бежать, но в поезда сажали только по спец. пропускам и парт. билетам. Тысячи людей ринулись на восток к старой советской границе, но путь им преградили войска НКВД, которым был дан приказ стрелять по каждому, кто попытается перейти границу. Беженцам пришлось возвращаться назад.

"Кругом опускались немецкие парашютисты, людей собрали на базарной площади, но почему то отпустили, не расстреливали, наверное им ещё некогда было" — вспоминала узница гетто Фаня Бранцовская.

24 июня 1941 года

Войска Вермахта вошли в Вильно. Горожане встречали их цветами.

Литовские активисты по команде из Берлина начали охоту на большевиков и евреев, сопровождая её повальным мародерством и грабежами.

"Каждый мог зайти к Вам в дом и сказать:

— Я хочу вот этот шкаф! Вот Вы, берите его и выносите

— Так это же мой шкаф! (Возмущались люди)

— Твоего уже ничего нету" — воспоминания узницы гетто Рахиль Марголис.

Литовские активисты носили на рукаве белую повязку со свастикой, за что получили прозвище «кровавые белоповязочники».

Первой их жертвой стала еврейская девушка, которую расстреляли вот в этом саду Францисканской церкви.

Следом под пулемет поставили группу пленных красноармейцев и ещё десяток попавшихся по дороге евреев.

Добропорядочные обыватели не желая оставаться в стороне, с азартом стали всматриваться в лица бывших соседей и друзей — похож не похож.

"Мама рассказывала, у нас был домоуправ, который прибежал и сразу начал спрашивать, а где твой муж и дочка, они наверное ушли с советами" — воспоминания Фани Бранцовской.

"Сторож дома сказал что пойдёт сообщить о моей коммунистической деятельности, т. к. я была комсомолкой. Отец очень боялся что меня будут преследовать" — Рахиль Марголис — еврейка, узница Виленского гетто.

На улицах расклевали брошюры, которые разъясняли кого именно следует считать евреями. Все евреи обязаны были носить специальные знаки («знак позора»), пришитые к одежде.

Евреи были изгнаны из общественного транспорта и центральных улиц. Им запрещалось ходить по тротуарам и посещать общественные места: бани, больницы, кинотеатры, театры, кафе, парикмахерские и. т.п.
Особым успехом в кинотеатрах пользовались пропагандистские фильмы на литовском языке. Фрагмент немецкого пропагандистского фильма на литовском языке:
«Все исконные литовские земли заняли евреи, слабые и хитрые, физические и духовные вырожденцы, они борются за мировое господство…»
Лидеры еврейских общин просили защиты у влиятельных литовцев, но получали отказы. Один из бывших министров ответил:
«Ваши евреи в своё время плясали на похоронах Литовской независимости, поэтому мы не можем сейчас призывать население их спасать." Уже к концу лета 1941 года, литовские нацисты уничтожили около 90% евреев живших в так называемых штэтлах (местечках). Это были первые массовые расстрелы евреев в Европе. В больших городах технологию истребления решено было упорядочить, согнав всех евреев в специально отведённый район.

Мысли о гетто тогда ещё не пугали евреев, многие думали о нём как о спасительном островке в море ненависти, они надеялись, что стена гетто оградит и защитит их.

"Люди верили, что мы пойдём в гетто, будим работать, принесём пользу и нас не убьют…„ — говорила узница гетто Фаня Бранцовская.

6 сентября 1941 года: Первый день гетто

"6 сентября в 6 часов утра в дом постучали литовские полицейские и сказали что мы имеем пол часа для того чтобы собрать всё, что можем с собой унести и нас отведут в гетто…Там вели раввина, которому люди проживавшие вокруг — подожгли бороду“ — воспоминания узницы гетто Фани Бранцовской.

„Плачь, разбросанные чемоданы… — путь в гетто был усеян не только слезами, но и вещами, которые люди не донесли до гетто, хотя они и брали минимально с собой… — Маркас Петухаускас — узник гетто.

Центр Вильнюса представляет собой большой густонаселённый еврейский квартал, именно туда, уплотняя старых жильцов согнали евреев образовав два гетто: Малое (11 тысяч человек) и Большое (30 тысяч).

В Малое гетто попали больные и старики, уже через два месяца они были ликвидированы. Символично что Малое и Большое гетто разделяет улица под названием Немецкая (лит. Vokiučių).

Квартиры гетто были похожи на муравейники.

"Сколько мест есть лечь человеку — столько людей и жили в квартирах. Там и дрались и ссорились и крали друг у друга…"— узница гетто Рахиль Марголис

Все выходы из гетто заколотили досками, на дверях установили щиты с надписями — «Внимание чума, вход посторонним воспрещен!».

Отныне мир всех обитателей гетто стал ограничен 10-ью узкими средневековыми улочками.

Немецкая биржа труда ставила на учёт обитателей гетто, им выдавались так называемые «шайны» — рабочие свидетельства. В дальнейшем узники будут называть их — паспортами жизни. Их число строго ограничивалось и постоянно сокращалось. В борьбе за спасительную бумажку люди начинали ненавидеть друг друга больше, чем своих убийц.

"Дьявольское изобретение евреев, которое разделили гетто на имеющих шанс и не имеющих. Шайны парализовали волю к борьбе" — Роза Беляускене, историк.

Октябрь 1941 года

Немцы создали в Виленском гетто что то похожее на систему самоуправления. Этакое государство в государстве, руководимое совещательным органов — Юденратом.

Возглавить Юденрат было предложено Якобу Генсу. Его кандидатура устраивала и жертв и палачей — для одних он свой по крови, для других — бывший литовский офицер. Несмотря на обещание не во что не ввязываться, данное жене, Генс принял предложение возглавить гетто.
»Это всё-таки мой народ и я не имею права оставаться в стороне» — Якоб Генс

Чтобы получить чем больше защитных паспортов жизни, Генс вёл переговоры с представителями гестапо об увеличении рабочих мест. Вскоре у Генса появился неожиданный союзник — предприниматель Оскар Глик — австрийский еврей с фальшивым немецким паспортом. Приехав в Вильнюс, он обратился с предложением организовать меховую фабрику для нужд фронта. Генс поддержал его и они вместе увеличили кол-во рабочих мест, чтобы продлить жизнь гетто. Через три месяца Оскар Глик был расшифрован и расстрелян. Постоянный страх разобщал людей гетто, желание жить заставляла часть евреев идти служить немцам. Из их числа сформировалась полиция гетто и воротная стража. Они проводили обыски, участвовали в облавах, отбирали продукты у тех, кто пытался пронести их в гетто.

Главе еврейского совета — Якобу Генсу удалось создать иллюзию мирной жизни в гетто. Работающие получали жалование из которого исправно платили налоги, продовольственный отдел распределял продукты и открыл бесплатные столовые, отдел социального обеспечения раздавал бесплатные билеты в кино и талоны на суп, при отделе здравоохранения работал госпиталь и две бани.

«Чтобы получить хлебную карточку, надо было предоставить документ, что ты был в бане, то есть ты прошел дезинфекцию. Люди боялись эпидемий, т. к. это в одночасье привело бы к ликвидации гетто» — узница гетто.

Психологи из гестапо использовали тактику кнута и пряника. Сложно поверить, но в периоды между очередными зачистками обитатели гетто посещали библиотеку, отправляли детей в школу, детские сады, устраивали симфонические концерты и детские спектакли. Немцы даже дали добро на создание театра. Его создали оставшиеся в живых артисты, писатели и художники. Уникальность театра заключалась в том, что его поддерживал Юденрат, в том, что театр существовал параллельно с убийствами в Панарах, и наконец в том, что уровень выступлений в театре был исключительно высокий, продолжая традицию Литовского Иерусалима.

Посещение театра сохраняло какую то вменяемость не смотря на ужасы повседневной жизни: на голод, на потерю семьи, на убийства в Панарах… Первоначально было очень много противников создания театра, т. к. считалось свинством танцевать на могилах умерших.

Но со временем, даже ярые противники стали регулярно посещать театр. Зал всегда был переполнен. Часто бывало так, что актёр играет вечером, а на завтра его расстреливают.

Ещё одной отличительной черной Виленского гетто стала знаменитая библиотека Страшуна.

Поначалу она работала пять дней в неделю, но из-за нескончаемых очередей — перешла на семидневный график работы. Люди толпились у библиотеки.

Людям прямо на ладонях записывали время, когда они могут прийти в библиотеку. Это заменяло библеотечные карточки.

Люди пытались сопративляться духовно, пытались верить в нормальную жизнь. Иногда такое сопротивление требует больше сил, чем физическое. Сопротивляться или нет — это очень серьёзный спор внутри иудейской традиции и внутри гетто, многие настороженно относились к вооруженной борьбе.

Поначалу люди вообще отказывались верить, что уничтожение направленно против евреев как таковых, потому что немцы проводили зачистки среди местного населения на всех оккупированных территориях. Одним из первых масштаб катастрофы осознал идиолог еврейского сопротивления — поэт Абба Ковнер.

19 октября 1942 года

Гестапо решает ликвидировать гетто в местечке Ашмяны, и сделать это руками самих евреев. Генсу поручено снарядить туда карательный отряд. Еврейские полицейские успешно справились с задание, ничуть не уступая в жестокости нацистским зондеркомандам. Генса как всегда утишало лишь одно: ему в очередной раз удалось снизить кол-во жертв с 1500 тысяч до 400 человек. На собрании гетто Генс сказал:
«Пусть простят меня те, кем пришлось пожертвовать. Вы должны знать, что это был мой долг, ибо на мне лежит обязанность сохранить молодёжь и интеллигенцию — наше завтра, биологическое и интеллектуальное. Я отказался учавствовать в других акциях — и там уничтожили всех. Тут нет места сантиментам, заботе о своём добром имени. Ни у кого нет права обсуждать то, что я сделал. Я взял на себя всю ответственность и мне не страшно, станет страшно тогда, когда я начну вспоминать…».

5 апреля 1943 года

Гестапо поручает Генсу собрать жителей всех малых окрестных гетто и везти их в Вильно. От туда их якобы перевезут в более просторное Каунаское гетто. Генс объехал местечки и заверил евреев, что бояться нечего — всё делается для их же пользы. Люди верили Генсу и следовали за ним. В Вильно их посадили в поезд. Всё было готово к отправке, но тут к вогону в котором находился Генс подошёл железнодорожный рабочий и сказал:

"Люди, спасайтесь, поезд идёт в Панары".

Генс не допускал мысли, что его обманули, он обратился к немецкому офицеру и тот заверил его, что поезд идёт в Каунас. Генс лично сопроводил два эшелона на массовую казнь. Пять тысяч человек стали ценой самоуверенности Генса.
Но даже после этого люди ничего не предпринимали… Только молодёжь готова была восстать, но Генс пресёк все попытки, ведь в гетто ещё оставалось 20 тысяч человек. Генс отдал приказ орестовать одного из руководителей восстания, но тому удалось сбежать. Гетто через Генса получило ультиматум: «Если не будит выдан сбежавший глава подпольного сопротивлениия — гетто будит ликвидировано». Жители гетто встали на сторону Генса и потребовали партизанам выдать своего главнокомандующего, иначе всех обрекут на смерть. Глава партизан не найдя поддержки среди народа — сдался сам.

Если молодой человек уходил из гетто он должен был совершить страшный нравственный выбор — ведь спасаясь сам, он обрекал на смерть семью. Взять с собой в партизанский отряд истощёных пожилых родителей он не мог. Прорваться в леса через множество немецких кардонов могли лишь молодые и физически крепкие люди. Абба Ковнер рассказывал, что его мать просила показать ей дорогу из гетто, а он, стоя на люке спасительного подземного коллектора, сказал ей, что дороги не знает.

Именно через этот колектор отряд Ковнера следующей ночью ушёл из гетто. Выжевший Ковнер до конца жизни сомневался — заслужил ли он авторитет партизана антифашиста или клеймо неверного сына.

"Мой отец говорил, что если я уйду с партизанами, он сам лично сдасть меня. Я ушла…. Отец не мог поверить, что я сделала это против его воли. Но когда его расстреливали в Панарах — может быть мой уход стал последнем лучём надежды для него — он знал что я могу быть жива…" — узница гетто Рахиль Марголис

Лишь те немногие, которые не сдались на волю обстоятельств, действительно смогли спастись.

Сентябрь 1943 года

В течении первых 4 дней сентября, придравшись к тому, что на ликвидацию вовремя не была выдана очередная партия обреченных, гестапо начало повальную ловлю евреев. Немецкие солдаты прачесывали дом за домом, забрасывая гранатами места, где могли прятаться люди.

Всего было схвачено и увезено около 8000 человек. В гетто осталось примерно столько же. Оно ещё не было уничтожено, но было полностью поверженно. Всё произошедшее ошеломило Генса. Он понял, что выбранный им путь — это тупик. Он принял решение открыть ворота гетто.

"Пусть все кто может — бегут, пусть спасаются сами".

Он больше не их пастырь. Открыть ворота Генс не успел, его сдали свои. У него была попытка бежать, он мог уйти, но не сделал этого. Генс сказал, что если убежит — пострадают другие. Он решил пойти на смертную казнь вместе со своим народом. Генс был лично расстрелян начальником городского управления гестапо.

23 сентября 1943 года. Последний день гетто

Через 9 дней после смерти Генса, гетто окружили немецкие солдаты. Всем стало ясно, что это окончательная ликвидация.

Измученные постоянными ожиданиями люди отнеслись к этому почти равнодушно: «Пусть будит что будит, лишь бы скорее конец».

Из 38 тысяч узников гетто в живых остались лишь несколько сотен человек. Генс надеялся что хоть кому нибудь дарит жизнь, а не только оттягивает всеобщую смерть. Было ли у него право вершить судьбы людей? Бывшие узники, их дети и внуки, до сих пор спорят кто он — спаситель или убийца.
Вспомним его главную боязнь:

«…страшно станет, когда я начну вспоминать»

Вспоминать ему не пришлось, он принял общую учесть и его поступки стали подсудны лишь Богу.

"Я веду счёт еврейской крови, а не счёт еврейской чести и готов предстать перед судом евреев. Я знаю что завтра меня расстреляют, я могу уйти, бежать, скрыться, но от себя не убежишь. Пусть простят меня те, кем пришлось пожертвовать. Вы должны знать что это был мой долг — обогреть руки в крови своего народа. Хочу чтобы вы знали правду о тех, кому досталась эта чудовищная работа, кто делил людей на живых и мёртвых, кто говорил налево и направо. Ни у кого нет права обсуждать то, что я сделал. Я взял на себя всю ответственность и мне не страшно, станет страшно тогда, когда я начну вспоминать" — Якоб Генс — начальник Виленского Гетто…

Теги: Самостоятельные путешествия