Греция. По следам мечты

Группа наша, по причине окончания сезона, была небольшая, всего 14 человек, ездили мы на микроавтобусе. Все люди спокойные, собранные и организованные, собирались без проволочек, выезжали вовремя.

Итак, ранним сентябрьским утром мы вышли с чемоданами из аэропорта «северной столицы» Греции — Салоников и обнаружили, что нас никто не встречает. Немного пометавшись среди представителей других турфирм, мы наконец нашли стоявших чуть в стороне без всякой таблички девушек от Вилар Турса. Наше появление их удивило. Оказывается, мы должны были прибыть через два часа. Тем не менее, одна из них с кем-то поговорила по телефону, и нас посадили в автобус другой фирмы, сказав, что по дороге нас пересадят в другую машину и довезут до нужного отеля. Мы немного с ней повздорили (совершенно напрасно), впоследствии это нам вышло боком.

Мы залезли на второй этаж автобуса и отправились на полуостров Халкидики. Халкидики имеют форму широкой ладони с тремя пальцами, которые вдаются в Эгейское море (т. н. «трезубец Посейдона»): Кассандрой, Ситонией и Афоном. Считается, что Кассандра больше подходит для молодежного, «тусовочного» отдыха, Ситонию выбирают, чтобы наслаждаться уединением и чудесной природой, это самый красивый полуостров, покрытый сосновыми лесами в сочетании с южной растительностью.

Большую часть третьего полуострова, Афона, занимает православная монашеская республика с 20-ю монастырями. Женщин туда не пускают вообще, да и мужчинам получить визу на посещение не так просто. Для туристов организуют морские прогулки вдоль побережья Афона и с корабля показывают афонские монастыри (пишут, что с расстояния 500 м). Стоит такая экскурсия 50 евро.

Примерно через час пути нас двоих из автобуса пересадили в машину, и мы с ветерком помчались по Кассандре. Настроение улучшалось. Погода стояла чудесная, призывно сверкало Эгейское море, кряжистые раскидистые сосны с длинной, словно светящейся хвоей подступали к самой кромке обрыва. Проехали узкий перешеек (море было видно с обеих сторон), устремились в глубь полуострова. Время от времени сосново-пальмовые пространства сменялись курортными городками. Все современные греческие городки похожи друг на друга: светлые, невысокие, тесно застроенные, с широкими балконами, довольно безликие и неинтересные по архитектуре. Практически нет зданий, выпадающих из общего ряда.

Вот, наконец, и наш поселок Ханиоти, и наш отель Гранд. Время — 10 утра. Весь день впереди. На ресепшен нас попросили погулять пару часов, заселение после полудня. И мы отправились гулять по поселку. В кафе заказали местные шашлыки на деревянных палочках — сувлаки, греческий салат и по бокалу белого вина. Вино было чудесное, сувлаки суховаты.

В полдень заселились. Номер наш выходил окнами на море. Мы побросали вещи и побежали купаться. А после, накупавшись и позагорав, сидели на балконе, потягивали местное вино и смотрели на море.

Ужин был на удивление обильным и разнообразным, напитки — бесплатно. Мы уж было подумали, что и дальше нас будут кормить так же изрядно, но в следующих отелях на нашем пути все было гораздо скромней.

После ужина гуляли по поселку, среди белых домиков и южных растений. Присев на лавочку возле тихого отеля на самом краю поселка, оказались в самом центре активности летучих мышей, у которых в этом месте была какая-то сходка, точнее, слет, они так и носились мимо нас.

Метеоры.

А наутро началось наше путешествие по Греции. Возле отеля нас ждал микроавтобус, куда мы погрузились и отправились «по следам Александра Македонского». Водитель наш, тоже Алексей (как и гид), оказался практически нашим. Бывший гражданский летчик, он прожил большую часть жизни в Тбилиси и только года три назад переехал вместе с семьей в Салоники. К слову сказать, такого количества бывших соотечественников, как в Греции, я не встречала больше ни в одной стране.

А нашего гида Алексея мы увидели уже в Салониках, у высоких стен старинной крепости, возвышающейся над городом. Он нас провел на смотровую площадку, вскользь указал на основные достопримечательности и сказал, что подробней про Салоники нам расскажут на обратной дороге, а сейчас лучше поедем поскорей в Метеоры. Салоники он явно не находил достойным пристального внимания. И в этом отразилось свойственное грекам пренебрежительное отношение к истории и культуре не-Древней Греции.

Прошлое величие этой страны установило такую шкалу ценностей, что византийские и более поздние памятники культуры просто не попадали в разряд ценного. Как он нам рассказывал позднее, в этой стране, где средние века воспринимаются, как день вчерашний, а 18–19 век — фактически сегодняшнее утро, эти «недавние» культурные наслоения уничтожались без сожаления. Так же безжалостно выкорчевывались следы пятивекового пребывания турок на этой земле.

Погуляв по крепости, мы уселись в автобус. Уселся и Алексей, вернее, уютно устроился на переднем сидении, поджав коленки и вальяжно развалившись в кресле, и с той минуты его безостановочный поток речи лился на нас все время, пока мы колесили по Греции. В первый момент мне его скороговорка показалась слишком быстрой, невнятной и монотонной, но я быстро втянулась. Рассказывал он занятно и часто остроумно, а количество выливаемой на нас информации намного превышало нашу способность переварить, усваивать и запоминать.

Обычно по разговору, манере преподносить материал угадывается, какое образование за плечами у экскурсовода. Так, помню, была у нас гид, которая говорила так безупречно и образцово, что я ни на минуту не усомнилась, что она по образованию филолог. Еще была девушка — как бы застенчивая, с кроткой улыбкой, но вся группа смотрела на нее зачарованно, как кролик на удава, ходила по пятам и слушалась беспрекословно. Та девушка закончила психфак МГУ по специальности «Социология и управление большими группами» (что-то в этом роде). Но нами она управляла, скорей, своим очарованием.

Этот же Алексей был политологом, и это тоже здорово чувствовалось. Десятилетним ребенком он уехал из России в Грецию, и просто удивительно, как он поддерживает свой русский язык в таком отличном состоянии. Он буквально щеголял своим превосходным знанием языка, оперируя современными сленговыми словечками и идиомами. И совершенно не примерялся к уровню слушателей, сразу задав высокую планку подачи информации. Правда, впоследствии он говорил, что, когда ведет экскурсии для американцев, вынужден снижать уровень и выражаться проще.

Собственно, и наше восприятие, я думаю, его не слишком волновало, он просто включался и говорил. Нашу аудиторию он скорей использовал как некий полигон, на котором можно обкатывать свои блестящие лекции. Только в последний день он вдруг посреди фразы обернулся к нам и спросил: «А вам хоть интересно? Вы все молчите». Все закричали, что да, конечно. Он успокоился и продолжил с прерванного места.

Выключался он так же резко, как и включался, приватные беседы не поддерживал, на частные вопросы отвечал кратко и всегда выдерживал дистанцию.

Тем временем мы миновали гору Олимп, вершина которой в этот момент была скрыта за низкими тучами. Алексей тут же пояснил, что, когда любвеобильный Зевс покидает свое жилище в погоне за очередной юбкой, то обычно прячет вершину Олимпа в облаке, чтобы супруга Гера не сразу заметила его отсутствие. Вообще с греческими богами (равно как и с реальными историческими персонажами) Алексей обращался запросто, по-свойски, как если б рассказывал о своих родственниках или хороших знакомых.

Погода меж тем улучшалась, и вот посреди равнины неожиданно выросли темные отвесные скалы — Метеоры. На этих скалах издавна селились отшельники, спасаясь от мирской суеты. Потом стали возникать монастыри. По значимости в христианском мире Метеоры одно время были на одном уровне с Афоном, особенно во время турецкого владычества, когда неприступность скал обеспечивала монахам защиту от внешнего мира и давала возможность сохранить свой уклад. Меж собой монастыри были связаны горными тропами.

С внешним миром сообщались с помощью корзин и сеток — поднимали людей и продукты к себе наверх на веревках. Сейчас сохранившиеся монастыри связаны между собой автодорогой, однако существуют определенные дни и часы, когда можно посещать тот или иной монастырь. Во время посещения туристов монахи скрываются во внутренних помещениях.

У подножия Метеор примостился городок Каламбака, от равнины потихоньку забирающийся вверх и упирающийся в скалы так, что последние домики находятся прямо под отвесными стенами. В Каламбаке мы пообедали, а потом на автобусе по крутому серпантину отправились вверх. Живописнейшие виды открывались за каждым новым поворотом, и мы только успевали вертеть головами. Наконец мы остановились возле самой высокой скалы, на которой расположен монастырь Великий Метеор.

От автобусной стоянки надо было приспуститься до площадки с часовенкой, от которой начинался долгий подъем по крутой лестнице, вырубленной вдоль скал. На разных уровнях устроены (точней, пристроены к скале) всевозможные строения: кладовые с разнообразной хозяйственной утварью, небольшие церкви, внутренние дворики, просторная 4-хнефная трапезная. Заглянув в одно из окошек, мы увидели аккуратно выстроенные на полках черепа почивших монахов. Почти на самом верху — основательная церковь Преображения со старинными фресками и чудотворной иконой Божьей матери.

За церковью — чудный дворик, весь в цветах, и выход на смотровую площадку. С площадки — потрясающий вид на окрестные скалы и на монастырь святого Николая, расположившийся на вершине узкого скального пальца. Черепичные крыши покрывают без просвета вершину скалы.

На обратной дороге мы еще остановились напротив женского монастыря. Отделенный от нас пропастью, монастырь смотрелся неприступной крепостью: высокие стены, маленькие окошки, словно бойницы. И вокруг — те же пальцы-скалы, широкие и узкие. И черепичные крыши то там, то здесь. И веревки, свисающие вдоль отвесных стен.

Экскурсия закончилась внизу в иконописной лавке, где на входе нас угостили метаксой, потом показали процесс изготовления икон. Батюшка рассказал про основные афонские иконы, и в каких случаях какая икона помогает.

Перед ужином мы немного прошлись по Каламбаке. В городке ощущалась близость другого туристического центра, а именно Касторьи, «шубной» столицы. Кастор — по-гречески «бобер», и в этих местах водилось их предостаточно, так что основным промыслом местного населения стала выделка шкур. В Каламбаке было несколько шубных магазинов, цены начинались от 100 евро (за кроличий полушубок).

Мы же, влекомые темными монолитными стенами, встающими над поселком, свернули с главной улицы и вскоре уже карабкались по лабиринту узких улочек, забирающихся все выше и выше. Дома кончились, начались скалы. Мы все лезли вверх. В одном месте наткнулись на гранатовые деревья, росшие прямо на скалах, в другом — на инжир. Уже в сумерках, спустившись со скал, оказались около церкви, стоявшей над поселком — базиликой Кимисис. Все византийские церкви построены по одному образцу, примерно в одних пропорциях. Широкие и основательные, они сложены из желтого камня с орнаментом из узкого красного кирпича. Колокольни обычно с открытыми пролетами. В этот сумеречный час колокольня была красиво подсвечена.

Потом мы долго спускались по крутым, извилистым улочкам. Городок зажигал огни. Удивительно, как в эту верхнюю часть города заезжали машины, но припаркованный транспорт встречался в каждом закоулке.

После ужина пошли гулять по центральной улице и на площади с фонтанами попали на многолюдный митинг, посвященный предстоящим в конце недели выборам в парламент. Вообще вся наша поездка пришлась на предвыборную неделю, и к концу пути мы уже в лицо знали всех кандидатов, портреты которых висели на каждом шагу по всему нашему маршруту.

Дельфы.

С утра мы какое-то время ехали по равнинной части Фессалии, потом начались горы Пиндос, пологие и лесистые, очень живописные. Казались они невысокими, но наш автобусик долго преодолевал бесконечные витки серпантина, пока не въехал на перевал. Спустившись с перевала, мы остановились в местечке Ламия (сленг нашего Алексея: все города у него были «городишками», поселки — «деревушками»).

Неподалеку от Ламии в сушу вдается узкий морской залив. Попили кофе, передохнули и с новыми силами стали взбираться на следующий перевал. Эта горная гряда оказалась еще красивей. Собственно, мы уже ехали по бесчисленным отрогам горы Парнас под неутомимую скороговорку Алексея о том, как Аполлон в здешних местах гонялся за нимфой Дафной, и та в решающий момент превратилась в лавр.

Наш автобус преодолел перевал, и открылся чудесный вид на Беотийскую долину с подступавшим вдалеке Ионическим морем, точнее, Коринфским заливом. Тут же последовал рассказ Алексея про Фивы и о злоключениях местного царевича Эдипа. А в столице Беотии, Ливадии, протекают легендарные реки Лета и Мнемозина, реки забвения и памяти.

Вообще, в этой стране на каждом шагу натыкаешься на слова, географические названия, с детства осевшие в памяти и связанные с историей и мифами Древней Греции. И так удивительно было видеть живые иллюстрации к некогда прочитанному и воспринятому как сказка: обиталище богов Олимп, облитые солнцем отроги Парнаса, древнее царство Микены, встающие на горизонте горы Аркадии.

Алексей сказал, что огромное количество греческих слов перекочевало в другие языки: демократия, олигархия, названия наук и проч. И, если некоторые слова сохранили свой смысл или слегка изменили (так, педагогом назывался человек, отводивший ребенка на учебу, «ведший к знаниям»), то иные поменяли свой смысл кардинально. Скажем, слово «оргия» означало «священное действо», а «симпозиум» — «пить вместе», симпозиаты — это собутыльники.

Автобус наш тем временем проехал через современный городок Дельфы, куда в 19 веке по настоянию археологов была перенесена деревня Кастри, расположившаяся ровно на месте священного оракула. Вид на широкую Беотийскую долину сменился видом на узкое, стиснутое горами ущелье, извивающееся, словно хвост дракона Пифона, некогда жившего в этих местах и сраженного рукой Аполлона. Ущелье уходило вдаль направо, а прямо перед нами возвышалась скальная стена, у подножия которой на крутом склоне расположилось древнее святилище Аполлона, Дельфы. Место завораживало своей красотой и, действительно, здесь явственно ощущалось что-то мистическое.

Выйдя из автобуса, мы оказались под сенью широких, ажурных сосен. Пахло нагретой хвоей, хвоя хрустела под ногами.

Мы подошли к Кастальскому ключу, правда, Алексей тут же заметил, что сам Кастальский ключ бьет из скалы значительно выше этого места, а сюда, к дороге, его поток вывели для удобства туристов. Поскольку Аполлон был покровителем искусств, то считалось, что вода Кастальского ключа дает вдохновение и наделяет пророческим даром, так что дельфийские жрицы перед тем, как пророчествовать, совершали в нем омовение. Кстати, по легенде, в этот ключ превратилась очередная жертва аполлоновых домогательств, нимфа Кастилия.

У касс нас ждал неприятный сюрприз: накануне был камнепад, и верхнюю часть архитектурного комплекса закрыли. Правда, остальную часть святилища можно было осматривать бесплатно. (Общий билет в святилище и в архитектурный музей стоил 9 евро, каждый по отдельности — 6).

Древняя дорога зигзагами поднималась вверх по склону Парнаса. Сосны остались внизу, на крутом склоне среди древних развалин появились узкие, высокие кипарисы. Крутой травянистый склон поднимался все выше, пока не упирался в скальную стену. Мы прошли вдоль узкой площадки с колоннами, мимо стены с углублениями под арками. «А это древнеримские сувенирные лавки перед входом в святилище», — пояснил Алексей.

Некогда вдоль Священной дороги, ведущей к оракулу, стояли статуи, многочисленные подношения, сокровищницы различных греческих государств. Было принято хранить сокровища в святилище, так как святость места считалась лучшим гарантом сохранности ценностей. К тому же храму перед получением пророчеств полагалось делать дары. Теперь только древние фундаменты обозначали места прежних строений.

Алексей сказал, что это принципиальная позиция Греции — не воссоздавать макеты «как было», а оставлять древние руины в неприкосновенности. Максимум, что могут позволить себе реставраторы, — подновить части колонн, и эти новые части всегда можно узнать по белому цвету мрамора. Так что, поднимаясь по Священной дороге, предполагается представлять, что здесь по сторонам стояли статуи богов, а там — античных героев, на повороте — могучий бронзовый бык, а далее — колонна со сфинксом. Но даже то, что сохранилось от былого величия, впечатляло.

Выше сокровищниц стоял «пуп земли» — священный камень Омфал в виде половинки яйца на квадратном постаменте. Некогда Дельфы считались центром земли. Зевс с разных концов света послал орлов, и именно в этой точке над Дельфами орлы сшиблись, обозначив центр. Ну, и, естественно, надо было загадывать желание, держа руку на камне.

Так дошли мы до фундамента храма Аполлона с четырьмя сохранившимися колоннами. Фундамент был сложен «циклопической» кладкой, из огромных блоков, скрупулезно подогнанных друг к другу. На камнях высечены тексты. В древности в храме пророчествовали пифии. В храме из расщелины скалы поднимались испарения. Над трещиной с испарениями ставили треножник, сажали туда предсказательницу, которая предварительно жевала листья лавра. Под воздействием лаврушки и ядовитых испарений пифия впадала в определенное состояние и начинала прорицать. Бессвязные ее восклицания и алогичные ответы посетителям растолковывали жрецы храма.

Дальнейший путь наверх был закрыт. Всякое отклонение от разрешенного маршрута пресекалось служащими со свистками. Я сначала подумала, что это так развлекается польская молодежь, шедшая за нами. Оказывается, нет, это свистели сотрудники музея. Так что все, что находилось выше храма: театр, стадион на 7000 мест, где проводились Пифийские игры, нам увидеть не довелось.

Спускаемся по выщербленным плитам, мимо мраморных блоков и колонн, остатков и свидетелей былого величия этих мест, одного из главных святилищ Древнего мира.

В археологическом музее — скульптуры, найденные во время раскопок, начиная от еще несовершенных, грубо и примитивно отесанных фигур, кончая бронзовой скульптурой Возничего, считающегося шедевром древнегреческого ваяния (V  в. до н. э.). В древности колесница с возничим стояла выше храма Аполлона (копию Возничего можно увидеть в Пушкинском музее).

Алексей сказал, что скульпторы при выполнении заказа совершенно не имели цели передать внешнее сходство изваяния с заказчиком, они ваяли, как правило, некие совершенные формы, юные тела и головы. Как образец, он показал фигуру юноши и заметил, что это некий патриций заказал сделать скульптуру со своего отца. «Поэтому когда иностранцы удивляются, почему же вы, современные греки, так не похожи на своих совершенных предков, мы отвечаем, что судить по античным скульптурам о том, как выглядели древние греки — все равно, что на основании теперешних глянцевых журналов составить мнение о современном поколении».

И только скульптура Антиноя в этом музее близка к оригиналу. Когда этот греческий юноша, любимец римского императора Адриана, утонул в Ниле, безутешный император приказал изваять множество его скульптур и поставить в разных городах, так что изображение Антиноя можно встретить и в Лувре, и в музее Ватикана, и в археологическом музее Афин.

Обедали мы в современных Дельфах, в ресторанчике на склоне горы среди низких сосен. Между сосен, поверх хвои пролегли дорожки, ведущие на склон горы, к смотровой площадке. Сделав заказ, все побежали на смотровую площадку, откуда открывался замечательный вид на Беотийскую долину. Вдали синел кусочек Коринфского залива, к которому мягкими складками спадали лесистые горы. А прямо под нами голубой извилистой лентой струился водный поток в бетонном желобе.

После обеда мы долго ехали по склонам Парнаса, проезжали селенье Арахова — главный горнолыжный центр Греции. Зимой на склонах Парнаса катаются на лыжах, летом занимаются альпинизмом.

Наконец под колесами нашего автобуса оказалась ровная поверхность, мы промчались по трассе мимо Афин, некоторое время ехали берегом Саронического залива. Миновали Истмийский перешеек — в считанные минуты Эгейское море за окном автобуса сменилось Ионическим. И вот — курортный поселок Лутраки. Заселившись в гостиницу, сразу побежали на море, где вволю наплавались. Чистейшее море, теплая, прозрачная вода. Правда, кроме нас, никто уже не купался, непонятно, почему.

После ужина прошлись по поселку. Вечерняя жизнь сосредоточилась на главной улице и немножко на набережной. Ощущался конец сезон — было тихо и малолюдно. В кафе сидели преимущественно местные мужчины, при полном отсутствии женщин. Так мы дошли до конца поселка, где обнаружили подсвеченный водопад, ступенями спадающий со скалы в искусственное озерцо, окруженное пальмами. Из самого озерца то поднимались, то опадали разноцветные тонкие струи фонтана. По тропинке мы поднялись вдоль водопада на самый верх. Ни один человек, кроме нас, в этот час не любовалось на эту красоту, мы были одни среди заросших скал и мощного потока сверкающей в подсветке воды.

Пелопоннес.

Утром мы было засомневались, идти ли купаться перед завтраком. За окном было еще темно. В 8 утра у нас был назначен выезд из гостиницы. Преодолев лень, все-таки пошли на пляж, где и обнаружили почти всю нашу группу. Выяснилось, что многие из них вчера тоже побывали на водопаде на краю поселка. Вот такие активные люди подобрались в нашем коллективе.

Шедший по набережной грек, увидев нашу компанию, плещущуюся в рассветных сумерках в море, радостно нас приветствовал: " О, руссико! Банька, банька!» Кстати, название поселка — Лутраки — тоже переводится как «банька», это место славится своими целебной минеральной водой, которая течет здесь прямо из крана. Мы, правда, не почувствовали ее исключительности — обычная, пресная вода.

А выйдя после завтрака на балкон, я обнаружила на вершине соседнего холма большой монастырь.

Сегодня нам предстояла поездка на Пелопоннес, полуостров, связанный с материковой Грецией тонким перешейком, который в 19 веке был-таки перекопан (попытки соединить Эгейское и Ионическое моря делались еще в древности, но безуспешно. Тогда в этом месте существовал волок для кораблей). Французские инженеры прорыли 6-километровый Коринфский канал и отсекли таким образом Пелопоннес от материка.

Сам полуостров содержит в себе полуострова поменьше. Если Халкидики вдаются в море 3-мя пальцами-полуостровами, то ладонь Пелопоннеса имеет 4 кургузых коротких пальца. Мы отправились на самый восточный — Аргос, в Арголиду.

Некоторое время мы ехали по горам вдоль берега моря. Вообще Греция оказалась неожиданно гористой и сосновой страной. В этой части было мало пляжей, скалы обрывались прямо в море. В одном заливе мы видели ряды широких круглых садков для ловли рыбы.

Первая остановка у нас была в Эпидавре — святилище бога Асклепия. Снова — тенистый сосновый лес. На аллеях — указатели: театр, стадион, музей. В античности здесь располагался обширный «оздоровительный» комплекс, куда стекались страждущие и болящие со всех древнегреческих территорий. На празднества бога Асклепия здесь устраивались соревнования и театральные действа. Считалось, что само пребывание в этом месте обладало лечебными свойствами, больным, например, прописывался сон на открытом воздухе.

В местном музее — образцы письменных благодарностей от излечившихся, высеченные на мраморных плитах. И некоторые для наглядности даже высекали на мраморе изображения своих излеченных органов. Например, там висит табличка с двумя ушами и слова признательности за избавление от глухоты предводителя альпийских галлов. На стендах — древние хирургические инструменты: крючки, узкие лезвия, щипцы, кольца, ложечки. Смотрятся страшненько и доверия не внушают. Множество античных скульптур, найденных при раскопках.

Схема храма Асклепия с его знаменитыми подземными лабиринтами, которые должен был пройти каждый, претендующий на должность жреца в этом храме. Должность жреца в святилище Асклепия считалась очень престижной, и поток кандидатов на нее не иссякал, несмотря на то, что большинство испытуемых, не найдя выхода из лабиринта, в нем навеки и оставались. Так что каждый новый претендент должен был пройти мимо тел своих предшественников в виде разлагающихся трупов или уже скелетов, не теряя присутствия духа, и попутно разгадывать хитрые головоломки, помогающие ему найти выход.

Люди ходили неделями. Про человека же, сумевшего все-таки выбраться на поверхность, можно было с уверенностью сказать, что он хладнокровен, решителен и обладает ясным аналитическим мышлением, т. е. необходимыми качествами, нужными для врачевания и исцеления больных. Как сказал наш гид, поскольку познания в области медицины были в то время в зачаточном состоянии, в первую очередь жрецы были психотерапевтами и воздействовали на пациентов внушением.

После музея мы вышли к подножию огромного амфитеатра, выстроенного на склоне горы. С разных сторон подходили группы, но все они словно растворялись в просторах этого сооружения, так что было ощущение, что здесь довольно мало народу. Центр сцены отмечен камнем, и, когда мы подошли, гид другой группы, стоя на этом камне, комкал в руке лист бумаги. Отчетливо был слышен каждый шорох. Алексей нам тоже посоветовал что-нибудь пропеть, стоя в центре, и пообещал необычные ощущения.

Мы поднялись до верхних рядов, откуда открывался вид на окрестные холмы. К самому подножию сцены подступал сосновый лес с вкраплениями высоких темных стрел кипарисов.

Спустившись к сцене, я стала искать компанию для пения. Никак не могли выбрать песню, соответствующую моменту. Наконец втроем заголосили, каждый пел свою мелодию, и было такое ощущение, что наша фальшь многократно усиливается. Через какое-то время я повторила попытку с другой женщиной из нашей группы. Мы запели что-то лирическое, довольно слаженно, и в какой-то момент я вдруг почувствовала, что я внутри полая, а сквозь меня, как через трубу, проходит звук, а я — только инструмент и вместилище звука. Очень странное ощущение. Подошедшая в этот момент группа итальянцев захлопала в ладоши, а одна из туристок с чувством произнесла: «Беллиссимо!»

Потом мы еще немного прогулялись по окрестностям, то и дело натыкаясь среди леса на открытые площадки с остатками древних развалин. Очевидно, «больничные корпуса» этой древнегреческой здравницы.

А дальше у нас по программе стояло посещение города Нафплион, первой столицы современного греческого государства (после освобождения Греции от турок). Правда, столицей он побыл всего 5 лет, с 1828 по 1833 годы. Тем не менее, считается одним из самых красивых греческих городов, облик которого сложился под влиянием чередовавшихся здесь венецианцев и турок.

Но наш гид Алексей был патриотом, душа его отторгала наслоения чуждых культур, наросших поверх древнегреческой. Поэтому, только мы стали присматриваться к городу, через который проезжали, отмечая его непохожесть на другие безликие современные греческие города, как уже оказались на пирсе. На вершине холма над городом и чуть ниже расположились две крепости: венецианская и греко-турецко-венецианская (которая, в свою очередь, называлась «три крепости»).

Еще одна крепость — Бурдзи, или «замок Палача» — вырастала прямо из моря, занимая маленький остров. На пустынном пирсе стояли пришвартованные яхты под датскими флагами, без всякого видимого присутствия людей. Очевидно, компания датчан на трех яхтах приплыла в солнечную Грецию и теперь гуляла по окрестностям.

Нас же Алексей в скором времени повел к автобусу, поскольку в 30 км отсюда был объект, по его мнению, действительно, достойный внимания — древнее царство Микены, и отвлекаться на всякие венецианские крепости было просто несерьезно.

За окном потекли жизнерадостные пейзажи: облитые солнцем оливковые рощи и цитрусовые плантации. Так же живо и увлекательно струился рассказ гида Алексея о микенской цивилизации, которая явилась, по сути, первой главой великой книги под названием Древняя Греция. В конце бронзового века юг Балкан заселился ахейцами, которые впоследствии и создали первую греческую цивилизацию, центром которой был город Микены.

Расцвет Микен пришелся на 14–12 вв. до н. э. Располагался он на высоком холме и был обнесен могучими стенами, сложенными «циклопической» кладкой из многотонных валунов. На вершине холма стоял дворец царя, чуть ниже — дома горожан. За несколько веков своего существования в городе скопились огромные богатства, золото и произведения искусства. Микенское государство было разрушено дорийцами, но город счастливо избежал разграбления, и сокровища благополучно долежали до 1874 года, когда их раскопал Генрих Шлиман, двумя годами ранее открывший Трою.

Наконец, автобус остановился, и мы направились к купольному захоронению, т. н. «сокровищнице Атрея», — невысокому кургану, внутрь которого ведет выложенный массивными плитами коридор, упирающийся в высокий узкий проход. Внутри темное круглое помещение, накрытое куполом, над головой — аккуратная спираль сужающихся кругов каменных брусков, заканчивающаяся одним камнем в центре купола.

Сами Микены, вернее, то, что осталось от города, находятся на невысоком скалистом холме у подножия высокой горы. На соседних холмах — цитрусовые плантации с высаженными в линейку деревьями.

В музее, расположившимся под стенами древнего города, — многочисленные предметы, найденные при раскопках: монеты, кувшины, мечи, кубки, золотые украшения высочайшего качества. Алексей сказал, что Шлиман получил разрешение на раскопки Микен только после клятвенного уверения, что все найденное им золото останется в Греции. «И вот, — патетически воскликнул наш гид, указывая на музейные экспонаты, — что в результате осталось в Греции! Остальное оказалось в Берлине, а после войны — в Пушкинском музее». Тут наш гид передергивал, он, скажем, даже не упомянул, что часть сокровищ Микен выставляется в национальном археологическом музее Афин.

И вот через «Львиные ворота» мы входим в древний город. В отличие от самого города, ворота сохранились отлично, только что львы потеряли головы. Стены сложены из огромных блоков. Сразу за воротами, справа -захоронения, в которых Шлиман и нашел основную часть сокровищ. Древняя дорога между руин и остатков фундаментов поднимается на вершину холма, где прежде стоял мегарон — прямоугольное здание с портиком в торце. Это дворец знаменитого микенского царя Агамемнона, предводителя греков в битве за Трою.

Царь так долго отсутствовал в военном походе, что жена его успела завести любовника и вынуждена была прикончить вернувшегося некстати мужа. Кстати, в микенском музее (действительно, небольшом) — копия знаменитой золотой погребальной маски, которую Шлиман принял за маску Агамемнона («Я смотрю в глаза Агамемнону», — сообщил он).

Совершенно необычное чувство, когда поднимаешься по плитам, вымощенным 3 тысячи лет назад, мимо руин, бесстрастных и молчаливых свидетелей истории. Внизу остается зеленая долина, а здесь только нагретые белые камни с пробивающимися между ними стеблями травы и цветами. И жаркий ветер.

По другую сторону холма — тоже многочисленные тропки-дорожки между выходов скал. Кое-где отлично сохранившиеся фрагменты стен. Неожиданный дворик с чахлой оливой посередине, а в сохранившейся стене — дверь с тремя ступеньками, забранная решеткой. Чуть ниже по склону — крутые ступеньки, ведущие в темноту. На табличке написано, что это цистерна для хранения воды. По всему холму среди руин расставлены таблички, обозначающие, что здесь находилось в древности.

Спустившись на другую сторону, мы обошли холм по кругу и снова вышли к «Львиным воротам».

Обедали в ресторане с видом на горы и микенский холм. А деревня, в которой мы остановились на обед, тоже теперь называется Микены.

На обратном пути мы сделали остановку у Коринфского канала. Впечатляющее сооружение. Точно лезвием отсекли полуостров. Ровный и узкий проход с отвесными, уходящими далеко вниз стенами. Две параллельные стены, смотрящие друг на друга и внизу разделенные 25-тиметровой синей полоской двух морей. На берегу памятная доска, но почему-то не французам, авторам проекта, а венграм, которые, как нам объяснили, осуществляли его.

В Лутраках мы перед ужином прогулялись до местной церкви (кстати, почему в Греции города часто называют во множественном числе: Афины, Микены, Лутраки, Салоники?) А за ужином, делясь впечатлениями насыщенного дня, все же признали, что главный день, ради которого, собственно, все мы здесь оказались, предстоит завтра — встреча с афинским Акрополем.

Афины.

И вот он настал, главный день нашей поездки. Короткий переезд до столицы (60 км), и вот уже залитые солнцем афинские улицы, и неутомимый Алексей нас инструктирует, как ориентироваться в городе, как пользоваться местным общественным транспортом и как лучше провести послеобеденное свободное время. Отдельно предостерег от посещения эмигрантского квартала Омонии.

Пока ничего не впечатляет. Ничем не примечательные здания, невыразительный Парламент с забавными гвардейцами на страже. Панафинейский «прекрасномраморный» стадион, на котором прошли первые современные Олимпийские игры. Оттуда, с широкой площади перед стадионом, мы впервые увидели поверх крон деревьев белую скалу Акрополя.

И вот мы у подножия Акрополя. Холм — в ажурно-серебристой зелени олив, между деревьев — многочисленные дорожки, по которым со всех сторон поднимаются люди. Людские ручейки сливаются в крупные потоки, и уже общий поток притормаживает перед главным входом в Акрополь — торжественными Пропилеями, широкими мраморными колоннами, к которым ведут крутые ступени. Народу много, все медленно, друг за другом, поднимаются по ступеням, и, мне кажется, каждый ощущает торжественность момента.

Мы проходим между колонн Пропилеев («преддверия»), выходим на широкое плоское каменистое плато. Взор сразу приковывается к Парфенону. Левая сторона его опутана уродливыми металлическими конструкциями, но даже они не в силах принизить впечатления великолепия и совершенства, исходящего от этих мощных колонн.

Второй храм, Эрехтийон, чуть в глубине, он несколько проигрывает от такого соседства, хотя в древности основные священные действа происходили именно в нем, он считался жреческим храмом, а Парфенон, скорей, — общественным. И если Парфенон посвящен одной богине — Афине, то Эрехтийон состоит из трех святилищ, посвященных разным богам: той же Афине, мифическому царю Эрехтею (портик с кариатидами) и Посейдону (раньше в храме Посейдона был колодец с морской водой, якобы образовавшийся от удара трезубца Посейдона о скалу).

Греки были мастерами по созданию оптических эффектов. Путем искривления линий, тщательной выверки углов они добивались ощущения совершенства форм. Так, угол между крайними колоннами двух храмов составляет 30 градусов. Для того, чтобы выходящие из Пропилеев посетители видели Парфенон под самым выгодным углом и при первом же взгляде были бы сражены совершенством творения, грекам пришлось надстроить скалу, хотя они легко могли построить здание ближе к центру скалы. Но ракурс был бы менее выигрышным.

В самом Парфеноне нет прямых линий, все подчинено строгому расчету. Тщательно выверены пропорции храма, диаметр колонн, который увеличивается кверху. Ближние к углам колонны стоят реже, чем центральные — для облегчения углов. Все линии по периметру прогибаются к центру. Если провести продолжения колонн вверх, то все эти линии должны скреститься на высоте 2500, примерной высоте Олимпа. Во время Олимпийских Игр 2004 года, проводившихся в Афинах, хотели устроить лазерное шоу — достроить Парфенон с помощью лазерных лучей до его виртуальной высоты, но так и не осуществили. Жаль, я думаю, было бы эффектное зрелище.

Построенный как символ могущества Афин (которые, однако, после окончания строительства Парфенона проиграли войну Спарте и вскоре пришли в упадок), храм благополучно переносил волны завоевателей, одних за другими приходящим на эту землю, побывал и кафедральным собором, и мечетью, и достоял практически до конца 17 века, пока турки не устроили в нем пороховой склад, а венецианцы при осаде города не попали в него из пушки.

Центральная часть храма была безвозвратно разрушена. Обстреливать Парфенон приказал Франческо Морозини, венецианский патриций, впоследствии избранный Дожем, главой Венецианской республики. Сей благородный муж не только не препятствовал разграблению его войсками Афин, но и сам позарился на одну из фигур с фронтона Парфенона, но не смог ее оторвать, только раздробил на куски.

Более удачливым в этом плане оказался английский лорд Элджин, который за символическую плату получил у правившего тогда турецкого султана разрешение на вывоз скульптур Акрополя в Великобританию. В течение нескольких лет шедевры Фидия и других древнегреческих ваятелей переправлялись в Лондон. Причем, поскольку композиции фриза состояли из непрерывной цепочки скульптур, при вырубании одной из фигур разрушались две соседние. Случилось это за несколько лет до того, как греки изгнали турок и завоевали независимость. Только тогда варварское разрушение и разграбление Акрополя было остановлено.

Греки не отставали. Они утверждали, что это уникальный случай. Англичане выдвинули другой аргумент: в Греции нет соответствующего музея, где могли бы храниться такие шедевры, а афинский смог разрушителен для скульптур, хранящихся под открытым небом. В кратчайшие сроки греки отстроили соответствующий музей. Но скульптур пока так и не дождались.

После рассказа Алексея мы некоторое время гуляли по Акрополю. По обширному каменному плато, среди остатков древних колонн, бродили туристы. У противоположной от входа стены — круглый бастион с греческим флагом. Со стен открывался вид на раскинувшийся до горизонта город. Сами Афины лежат в плоской чаше между горами, очертания города размыты дымкой смога. Ровное пространство, заполненное невысокими белыми домами, прорывается то здесь, то там зелеными холмами. Самый высокий из них — Ликовитос, с часовней святого Георгия на вершине.

С другой стороны -холм Филопаппа с высоким памятником наверху. Стены Акрополя переходят в отвесные скалы, внизу вокруг всего Акрополя проходит пешеходная дорожка. Под скалами — развалины древнего театра Диониса и более позднего- римского Одеона Герода Аттика. С другой стороны — древний рынок Агора с хорошо сохранившимся храмом Гефеста. Среди парка с соснами, недалеко от Пропилеев — невысокая скала Ареопаг, используемая в древности и как место сбора старейшин, и судебных заседаний, и как трибуна, с которой, в частности, апостол Павел читал свои проповеди афинянам. И сейчас на скале толпился народ. А на холме за Ареопагом высилась массивная православная церковь.

Меж тем изрядно припекало, от нагретых камней исходил жар. 1 октября, на минутку. Говорят, летом здесь невыносимо жарко. Алексей рассказывал, что как-то в июле, в самое пекло, он водил по Акрополю группу. Когда одуревшие от жары люди, наконец, покинули эту раскаленную скалу, один из туристов спросил гида: — А где Акрополь-то? — Сам не знаю, — признался тот.

Выйдя через Пропилеи и пройдя мимо Ареопага, мы очутились на Плаке, в самом древнем районе Афин, возникшем под стенами Акрополя, причудливом скоплении старинных зданий, с тесными улочками между ними. Самый первый университет (я думаю, в нем могло обучаться не более 20 человек одновременно), византийские церкви (в стенах — вкрапления мраморных блоков, утащенных с Акрополя), низкие домики, увитые плюющем.

Так мы дошли до русской церкви св. Троицы, где нас подобрал наш автобус и повез в отель. По дороге проезжали пресловутый эмигрантский район Омонию, в который Алексей нам не велел ходить. Честно говоря, он не выглядел так уж устрашающе. На площади — скульптура падающего (можно сказать, пикирующего) Икара. Забавно, что там же, неподалеку от Икара, находится школа летчиков.

Заселившись, спросили у портье, где лучше пообедать, и он, действительно, присоветовал хорошее кафе. Пришлось, правда, пройти три квартала, и по дороге я порывалась свернуть в другие кафе, но мы все-таки дошли до рекомендованного, устроенного в глубине квартала, на краю пальмовой аллеи. Очень вкусный гирос — мелко наструганное мясо, салат, вино. Вообще греческая кухня нам не сильно понравилась, мясо у них почему-то всегда сухое, салат режется очень крупно, помидоры — большими кусками. Но в этом кафе было славно.

Пообедав, мы сели на метро и отправились опять к Акрополю. Станции афинского метро представляют собой мини-филиалы археологического музея, поскольку часть многочисленных древних скульптур, ваз и прочих предметов, найденных при прокладывании метро, выставлена в подземных станциях как экспонаты.

Билет, купленный при входе в Акрополь, служит пропуском еще в несколько интересных мест, а именно: древнюю Агору (рынок), римскую Агору, театр Диониса, библиотеку Адриана, храм Зевса Олимпийского и кладбище Керамикос. Действует такой билет в течение 4 дней, стоит 12 евро.

Выйдя на станции метро «Акрополь», мы вскоре очутились под стенами Акрополя, уже со стороны театра Диониса. Дорогу нам неторопливо переползла огромная черепаха.

Театр Диониса — полукруглая арена, от которой по склону до самых скал поднимается амфитеатр — полукружия мраморных рядов для зрителей. Арена окружена высоким бортиком, поскольку здесь происходили не только театральные действа, но и битвы гладиаторов. По древней дороге мимо развалин древних храмов, среди длиннохвойных сосен и кипарисов, мы дошли до римского театра — Одеона Герода Аттика, тоже с полукруглой ареной и амфитеатром на склоне холма, но не открытого снизу, а замкнутого арчатой стенкой.

Потом развернулись и по дорожке, местами переходящей в вырубленные в скале ступени, стали обходить скалу Акрополя. Скальные стены, на самом верху переходящие в стены крепости, выглядели внушительно и абсолютно неприступно. Остается поражаться, как греческим антифашистам в 1941 году удалось залезть на охраняемый Акрополь и сорвать немецкий флаг.

Вдоль дорожки кое-где в скальном массиве встречались гроты и пещеры, некоторые — с подписанным названием: пещера Пана, Зевса, Аполлона. Говорят, помимо основного входа в Акрополь — через Пропилеи, существовал тайный вход через один из гротов. В одном месте вдоль стены по рельсу поднималась кабинка подъемника до самого верха.

Дойдя до Пропилеев, не удержались, опять поднялись в Акрополь. В послеобеденное время народу здесь было значительно меньше. Потом залезли на скалу Ареопаг. На самом верху, разомлев от жары и забавно раскинув уши, спала собака на теплом камне.

Через чудесный парк, где среди скалок расположились причудливо изогнутые сосны, мы вышли в древнему рынку Агора. И опять на нашей дороге возникла черепаха, которая вылезла из-за высокой амфоры и неторопливо направилась по своим делам.

Акрополь восхитителен в каждом ракурсе. В Агоре он дивный, как сказочный замок на высокой горе.

Агора — огромное пространство, где прежде кипела жизнь древних Афин. Это не только рынок, прежде здесь были храмы, площади, фонтаны, библиотека, концертный зал. Единственное сооружение, сохранившееся до наших дней — храм Гефеста. От остальных зданий остались в основном фундаменты, иногда колонны, скульптуры или остатки стен. На старых развалинах сидят горлицы.

Американцами восстановлена стоя Аттала, в которой сейчас музей Агоры — длинное здание с открытой галереей и двумя рядами колонн. Через Агору проходит широкая Панафинейская улица. Чужеродным вкраплением здесь смотрится небольшая византийская церковь. Внутри нее — полумрак, на стенах проступают лики святых — остатки старинных фресок.

Пройдя Агору насквозь, мы опять очутились на дорожке вокруг скального массива Акрополя и, пройдя по ней немного, стали спускаться вниз и неожиданно оказались среди домишек, тесно прилепившихся к скале, с узкими проходами, лесенками, горшками с цветами, столиками. Выбравшись из этого лабиринта, мы подошли к музею, выстроенного для скульптур Парфенона, ожидаемых из Великобритании.

Вход в музей — 1 евро. Здание огромное, 3-этажное. Прозрачный пол на первом этаже, через который видны опять же древние фундаменты, вскрытые при строительстве. Все три этажа заняты скульптурами с Акрополя, оригиналами и копиями. Копии выделяются белым цветом камня. Скажем, фрагменты с фриза. Здесь же хранятся оригиналы кариатид (на портике Эрехтейона в настоящий момент — копии), скульптуры хорошо сохранились, только лица им стесали турки.

Обойдя музей, мы поспешили к храму Зевса Олимпийского, но оказалось, что он работает только до 19–00. За ограждением на обширной ровной площадке стояли немногочисленные сохранившиеся колонны от величественного храма. Две из них — просто исполинские. А перед входом — арка Адриана, через которую опять же виднелся Акрополь.

Перед входом в Национальный парк — памятник Байрону с посвящением «Эллада — Байрону». Беломраморная Эллада по-матерински обнимает поэта. Поэт маленький, на уровне колен Эллады, но в позе его — пылкость и устремленность. Сам парк заполнен пальмами, агавами, южными соснами, кипарисами и прочей южной растительностью. Есть там примечательный кипарис с множеством стволов из одного корня и аллея из высоченных пальм. На окраине парка стоит широкое желтое здание с колоннами на входе — дворец Запион.

Из парка мы вышли на площадь Синтагма, к зданию Парламента, где как раз начиналось представление, собравшее немало зрителей — смена караула. Зрелище очень забавное. Одетые в белые рейтузы с черными кистями под коленями, в красных шапочках, опять же с длинными кистями, в смешных красных туфлях с помпонами, три длинных воина с винтовками прямо-таки вытанцовывали перед публикой: задерживали ноги высоко поднятыми, шаркали ногами по плитам, поднимали руки, что-то вскрикивали. Исполнялось довольно синхронно.

После ужина мы отправились на экскурсию по вечернему городу, которая началась в морском порту Пирея. При нас от причала отошло многопалубное, залитое огнями судно на Крит. Алексей сообщил, что многие жители Афин имеют приусадебные домики на ближайших островах, например, на Эгине. Очень приятно, особенно летом, из душегубки каменного города через 40 минут после работы очутиться в финиковой роще на зеленом острове.

Потом мы поехали смотреть олимпийский комплекс, построенный к Олимпиаде 2004 года. Греки долго добивались проведения Олимпиады в своей стране, для них это было вопросом чести, демонстрацией преемственности поколений, связи нынешнего населения страны с предками, создавшими величайшую цивилизацию древности. Правда, сначала общество раскололось на тех, кто считал, что надо выложиться по максимуму, другие возражали против якобы бессмысленных трат и слишком помпезных проектов. Тем не менее, олимпиаду провели по высшему разряду. Как сказал Алексей, скорого экономического эффекта от таких масштабных мероприятий ожидать не приходится, олимпиада — это, прежде всего, пиар-акция.

Мы высадились возле гигантской Аркады (или Галереи Наций), ведущей к Площади Наций. Снаружи она была похожа на огромную, подсвеченную гусеницу, бестелесную и словно сотканную из кружев. Мы вошли внутрь изогнутого светящегося пространства. Легчайшие арки, большего и меньшего диаметра, соединенные тонкими пластинами, уводили в бесконечность, гусеница извивалась на своем пути, а пластины складывались в калейдоскопические узоры. Вдоль Аркады расположились декоративные бассейны, в черной воде которых отражались светящиеся дуги, замыкающиеся в овальное вытянутое тело.

Алексей был явно доволен впечатлением, произведенным на нас Галереей Наций, и со свойственным ему сарказмом заметил, что сооружение, конечно, абсолютно не функциональное, оно не спасает от жары, не защищает от дождя. Во время Олимпиады по Аркаде проходили гости, их встречали фольклорные греческие группы, поили, кормили, плясали, пели, так что уже к середине галереи гостям на греческой олимпиаде все ужасно нравилось. Были даже наняты специальные служащие, которые не давали особо угостившимся купаться в декоративных бассейнах возле Аркады. Я так понимаю, были многочисленнее попытки это сделать.

После этого волшебного зрелища мы опять сели в автобус. Алексей сказал, что покажет нам самый потрясающий вид на Акрополь. Вскоре мы высадились возле лесистого склона. Акрополя — ни признака. Некоторое время мы поднимались в темноте среди тонких, изогнутых стволов деревьев и то и дело встречающихся мраморных развалин. Наткнулись даже на цветущую агаву с высоко вознесенным цветком. На небе была почти полная луна, и в ее свете окружающие растения и древние развалины смотрелись очень романтично.

Неожиданно, после очередного изгиба дорожки мы оказались на открытой площадке и увидели подсвеченную скалу и Парфенон на ней. Подождав, пока мы наахаемся и нафотографируемся, Алексей произнес: «Так, это была санитарная остановка, а теперь пойдемте дальше». Наконец мы оказались возле освещенного памятника. Это была вершина холма Филопаппы. Акрополь оттуда, действительно, смотрелся потрясающе. И до самого горизонта уходила в темноту россыпь огней — ночные Афины.

На обратном пути, проезжая мимо Парламента, мы опять застали смену караула. Была ровно полночь.

Фермопилы, Салоники.

Все, самое интересное в нашем путешествии кончилось. Как жаль! Мы покидаем Афины, уже без Алексея, он остается в столице для участия в завтрашних выборах.

Шофер Алексей нам ставит фильм про 300 спартанцев, и вот мы уже подъезжаем к знаменитому ущелью при Фермопилах, где малочисленные силы спартанцев и беотийцев сдерживали натиск персидских войск. Прежде в этом месте море почти вплотную подходило к горам, оставляя для прохода только узкое ущелье, которое и обороняли спартанцы, пока предатель не провел персов тайной тропой через горы. Теперь море отступило от гор на несколько километров. Прежнюю морскую границу ущелья теперь обозначает шоссе.

Памятник царю Леониду и его воинам стоит не слишком удачно, прямо возле ЛЭП. Рядом стенд со схемой и описанием сражения по дням. Чуть в стороне — скромный памятник беотийцам, которые тоже остались биться со спартанцами, но об их участии в битве почему-то обычно не упоминается, 300 спартанцев и все. Еще в сражении участвовали рабы спартанцев — илоты, в примерном соотношении 6 илотов на одного спартанца. Они, видимо, тем более недостойны упоминания.

Перейдя шоссе, мы отправились на поиски горячей речки (название места Thermo-pilai — «горячие ворота»). Не сразу, но все-таки был обнаружен среди кустов бурливый, стремительный поток с горячей водой, несущийся по склону. Чуть выше нашли пологий участок, некое подобие ванны, где и полежали с удовольствием.

В пятом часу мы приехали в Салоники, где нас ждал гид Василий. Салоники — наименее интересный пункт нашей экскурсионной программы, город очень тесный, скученный, застроенный однотипными бетонными домами с широкими балконами. Машины припаркованы с обеих сторон проезжей части, так что для проезда остается только узкий коридор. То и дело встречаются фрагменты других эпох: храмы, арки, но все они, как правило, тесно зажаты современными домами. История города пестра и причудлива, но, к сожалению, город почти полностью сгорел в 1917 году, и от предыдущих эпох мало что осталось.

Была довольно интересная экскурсия по древнему храму Дмитрия Солунского, покровителя Салоников (или Солуни, как называли город болгары, тоже претендовавшие на этот город). Прогулялись по набережной от «Белой башни» (круглой башне из красного кирпича) до памятника Александру Македонскому. После чего простились с гидом Василием. Его место заняла сопровождающая, та самая, с которой мы не поладили в свой первый день приезда из-за того, что нас не встретили.

Дальнейший наш путь наш лежал в Халкидики, где мы должны были провести еще один день на море. Мы уже предвкушали возвращение в знакомый отель Гранд в Ханиоти, обильный вкусный ужин, вечернюю прогулку по оживленному курортному поселку. Но автобус остановился на самом въезде на первый полуостров Кассандра, возле одинокого отеля на берегу моря, и нас двоих из всей группы попросили с вещами на выход. Сопровождающая пожелала хорошо провести последний день («Правда, — прибавила она, — назавтра обещали дожди и шторм»), и автобус благополучно отбыл, увозя остальных наших согруппников вглубь полуострова.

Заселившись, мы вышли на пляж. В обе стороны тянулся бесконечный пустынный берег. Несколько лежаков на песчаном пляже да брошенная лодка усиливали ощущение покинутости.

На ужине присутствовали человек шесть. После ужина мы, привлеченные доносившейся издалека музыкой, дошли по берегу до соседнего отеля. Вокруг бассейна под навесами были расставлены столики с зажженными свечами, почти за каждым сидели отдыхающие, кто играл в карты, кто потягивал винцо, кто кофе. В углу, аккомпанируя на синтезаторе, пел мужчина. Встреченные на выходе русские рассказали, что их отель полон под завязку, отдыхается им очень приятно, завтра собираются на Метеоры.

Наутро после завтрака (довольно вкусного и какого-то домашнего, даже манная каша была с вареньем) мы пошли на пляж. Накрапывал дождь, слегка штормило, но вода оказалась теплой. Две девушки из нашего отеля рассказали, что берегом моря можно минут за сорок дойти до ближайшего поселка Нео-Муданья. И мы отправились на прогулку.

Вдоль моря тянулась высокий глинистый обрыв темно-красного цвета, кое-где с высокого берега к воде спускались лестницы. Пару раз встретили рыбаков. Погода тем временем разгулялась, море совсем успокоилось, и выглянуло солнце.

Поселок Нео-Муданья оказался таким же безликим, как и виденные прежде курортные поселки. Прошлись по магазинам, купили сувениры, на набережной пообедали в рыбном ресторане и так же, берегом моря отправились назад. Остаток дня провели на пустынном нашем пляже, перемежая купания с валянием на лежаках, распитием греческого вина и поеданием фруктов. Полное безлюдье, у ног бьется Эгейское море, клонится солнце к краю горизонта, окрашивая воду в серебряный цвет. Щиплешь виноград, прихлебываешь вкусное вино, в голове никаких мыслей, полный отрыв от действительности.

Там же, на берегу, провели и остаток вечера после ужина. Над пальмами взошла полная луна, зацвиркали цикады, и все так же шумело Эгейское море. И подумали мы, что вовсе неплохо провести день на безлюдном берегу перед тем, как жизнь снова вбросит нас, как мяч в игру, в суетной ритм городской жизни.

Таким вот теплым октябрьским вечером на берегу моря окончилось наше путешествие по Греции.

Мы увидели приветливую, залитую солнцем, гористую страну, окруженную морями, небольшой участок суши, ставший местом рождения одной из величайших цивилизаций человечества, давшей миру эталоны красоты и совершенства, создавшей непревзойденные шедевры архитектуры и ваяния, явившей образцы всех форм устройства общества от тирании до демократии.

Этот кусочек земли явился местом действия для череды таких невероятных событий, что уже трудно провести границу между мифами и реальностью. Спустя века все произошедшее некогда здесь могло бы показаться дивной сказкой, когда бы не бесчисленные свидетельства былого величия и совершенства, оставшиеся на этой земле, как взметнувшийся морской вал оставляет на песке клочья пены.

© Лена Бурова (appelle.narod.ru). Материал размещен с разрешения автора.

Теги: Культурно-познавательный туризм, Пляжный отдых